Вид очень непрезентабельный, просто дикий.
Поредевший батальон построили. Осталось нас, пожалуй, только половина, не больше. Это еще при том, что командование нас приберегало, в откровенные мясорубки не бросало. Мы же кадры, и Иосиф Виссарионович сказал: «Кадры решают все».
Комбат произнес речь, в которой сообщил, что завтра или послезавтра будет оглашен приказ о присвоении нам званий, причем изменен порядок присвоения. Раньше нам было известно, что помкомвзводам, командирам расчетов и отличникам боевой и политической подготовки будет присваиваться звание сержанта, а остальным — младшего сержанта. Теперь же, с учетом полученного боевого опыта, все станут сержантами.
Нам, минометчикам, также было сказано, что 50-миллиметровые минометы с вооружения снимаются, будут только 82 мм. Это тоже к радости — не придется бегать в атаки вместе с пехотой. Еще новость, у нас в роте появился новый замкомроты, невысокий чернявый лейтенант.
Человек предполагает, а Бог располагает, и нашей радости не сужено было продолжаться долго. Уже стемнело, когда батальон построили снова, и комбат сообщил нам другие новости. Один из стрелковых батальонов нашей дивизии выбил немцев из крупной колхозной фермы по направлению к аулу Кадгорон, закрепился там и должен был развивать успех, но немцы отрезали его от основных сил. Резервов у дивизии вблизи нет, и наш батальон получил приказ прорвать немецкую линию (она не должна быть крепкой), соединиться с окруженным батальоном и удерживать ферму, пока не подойдут подкрепления.
Построились, пошли. Через полчаса дошли до жиденькой цепочки красноармейцев, окопавшихся в кукурузе. Развернулись всем батальоном, двинулись в сторону, где невдалеке взлетали осветительные ракеты. Идем, никто нас не трогает. Уже вроде совсем близко просматриваются темные контуры приземистых зданий, наверняка, эта самая ферма. Неужели произошла какая-то ошибка, и нам ничего не придется прорывать, а просто благополучно доберемся до этого якобы окруженного батальона.
Прорывать пришлось. Где-то на левом фланге раздалось несколько взрывов, скорее всего, ручных гранат, не знаю, чьих. И сразу — стрельба, да такая густая, что весь батальон лег. Навстречу летело столько трассирующих, что, казалось, не должно было остаться на этом поле ничего живого. А мы лежали в этой свинцовой метели и соображали, что же можно сделать. Мы было наладили свой миномет, но нас смущало, что пули летели откуда-то сверху, а что это означало, понять не могли. Нашлись люди, которые поняли. Совсем близко слева загрохотал пулемет (мы сразу определили «максим»), затем второй, третий. Уже полтора месяца мы на фронте, действовали все время со стрелковыми ротами, а с пулеметной еще ни разу не приходилось.