— Нисколько! — просто и искренно ответил пассажир.
Многие переглянулись.
— Даже нисколько?.. Вы — оригинальный соотечественник! Ведь как там заграницы ни хороши, а отечество… свое… родное! — впадая в некоторый пафос, продолжал старший офицер. — И там свое дело… служба… друзья… И, главное, домашний очаг… Жена… дети…
И так как пассажир поднял свои внимательно-серьезные глаза на Евгения Николаевича и не торопился отвечать, ожидая, что еще скажет этот видимо влюбленный в себя моряк, то старший офицер почувствовал к пассажиру еще большую неприязнь и, внезапно закипая злостью, продолжал:
— И что, собственно говоря, особенно привлекательного в заграницах?.. Разве что природа, да, пожалуй, хорошие гостиницы… А если сравнить, где проще и сердечнее люди, где больше не показного, а настоящего патриотизма… Где?.. Неужели все эти говорильни не показали их бессилия сделать что-нибудь серьезное…
Пассажир по-прежнему молчал.
И старший офицер не без раздражения спросил:
— Вы, верно, не согласны со мной?..
— Не согласен!
Многие с удивлением взглянули на пассажира.
А старый механик, разрешивший себе кроме шампанского пройтись и по хересам и почувствовавший себя решительно несчастным вдали от королевы Марго, обратился к пассажиру и, слегка заплетая языком, проговорил:
— Сергей Сергеевич!.. Вы не согласны. И это ваше дело. Быть может, и я с вами соглашусь, если узнаю, почему вы не согласны… Но вот мы здесь… Черт знает где… Вы чуть не погибли. Так неужели вас не тянет в Россию… к домашнему очагу?.. А я так сейчас бы в Кронштадт… Извините, Сергей Сергеевич… Сию бы минуту…
— Да у меня семейного очага нет, Иван Васильич! — промолвил пассажир.
— Вы, верно, спать хотите, Сергей Сергеич? — с дипломатической целью спросил доктор.
— И очень.
С этими словами пассажир встал и, сделав общий поклон, ушел в каюту в сопровождении Каврайского.
Когда шампанское было выпито и пора было расходиться, старший офицер не без таинственности произнес:
— А ведь загадочный пассажир!
Почти все согласились, что загадочный.
Были разные предположения: или у пассажира на душе преступление, или он — государственный преступник, бежавший из Сибири, или политически неблагонамеренный человек.
Доктор и Каврайский протестовали против всех предположений.
— Но кто же он такой? — допрашивали офицеры.
— Отчего не объяснит, кто он?
VI
В течение двух дней пассажир сидел в каюте и что-то писал. В кают-компании он по-прежнему был малоразговорчив и на вопросы отвечал лаконически. От предложения доктора дать взаймы он отказался.
Он поблагодарил доктора и сказал: