Открыв специально предназначенную для подобных случаев косметичку, я прошлась по лицу спонжем, нанося основной тон, затем выровняла и осветлила нужные зоны, после чего придирчиво оглядела себя в зеркале. На меня смотрело практически юное, чистое лицо, казавшееся совершенно лишенным косметики. Конечно, можно было остаться и в таком виде – впечатление юности и свежести гарантировано! – но в том месте, куда я направлялась, требовалось иное, и я перешла к следующему шагу перевоплощения.
Вооружившись тушью для волос, я сделала себе несколько малиново-розовых прядей. Потом перешла к макияжу. Рисовать слишком густые круги вокруг глаз я не стала, ограничившись черно-розовой цветовой гаммой: тени плюс контур. С губами я обошлась уже бережнее, лишь слегка пройдясь по ним светлым блеском. Посмотрев на себя со стороны, осталась довольна. Нет, не тем, что сделала из себя красавицу – я и так хороша, – а тем, что смогу сойти за свою в среде эмоционально-неуравновешенных тинейджеров.
Затем я прошла в комнату и, порывшись в шкафу, откопала кое-что из одежды, подходящее к случаю. Затем еще раз осмотрела себя с головы до ног и решила, что можно смело отправляться на поиски, и поехала прямиком в «Небеса обетованные».
Внутри звучала музыка – на сцене стоял бледный юноша с черными глазами, увеличенными подводкой, которого вполне можно было принять за миловидную девочку, и тянул в микрофон унылую песню о том, как сильно он страдает. Причиной страданий являлось несовершенство нашего мира, непонимание со стороны близких и, конечно же, неразделенная любовь. Голосок у мальчика был слабенький, но страдал он очень красиво. Настолько красиво, что каждый слушатель через несколько секунд начинал чувствовать прямо-таки жгучую зависть оттого, что на его долю не выпало и десятой доли той неимоверно тяжелой ноши, которая легла на хрупкие плечи этого юнца…
Я поискала глазами свободный столик и не нашла. Зато практически мгновенно нашла ту, которую искала: у стены в компании двух подружек и одного паренька сидела Кристина. Судя по ее виду, она не очень-то сильно горевала: смеялась, высоко запрокидывая подбородок, размахивая руками, принималась что-то возбужденно доказывать. Потом бросала на роняющего на сцене сопли паренька томные взгляды и, прижимая руки к груди, закатывала глаза, видимо, давая понять, как хорошо она его понимает и вообще прямо-таки не находит себе места от чувств. Словом, вела себя так, как ей это было свойственно: очень эмоционально и несколько театрально.
На столике стояли стаканы с коктейлями, какие-то салатики и пирожные. Кристина тянула что-то из стакана с нанизанным на край ломтиком апельсина и ковыряла пирожное. Парень в темно-красной жилетке и ярком, цветастом шарфе, небрежно болтавшемся на шее, пил пиво.