Однако что-то она сделала совершенно не так — и растянулась на хорошо отполированном полу.
Пенн спокойно посмотрел на нее.
— Я собирался тебе предложить, что, если бы мы довольно серьезно потренировались, могли бы танцевать с тобой польку, — произнес он. — Но если ты собираешься вот так приземляться на пол, Котенок…
— Я бы смогла, — задыхаясь, проговорила она. — Но у меня мало времени.
Он улыбнулся и поднял ее на ноги, а так как музыка заиграла снова, он притянул ее к себе ближе, оттолкнув от стены, и она совсем забыла, что намеревалась уезжать.
Когда музыка смолкла, Кэтлин сильно удивилась, увидев, как мало народу на катке.
— Детям нужно быть дома до наступления комендантского часа, — сказал Пенн. — В этом одно из преимуществ взрослых.
Кэтлин взглянула на часы и удивленно покачала головой.
— Не думала, что уже так поздно. А где Стефани и все остальные?
Пенн пожал плечами.
— А это один из недостатков быть взрослыми — им приходится отвозить детей домой.
Он улыбнулся ей.
Они последний раз медленно объехали каток, и к тому времени, когда сели снимать ботинки с роликами, скамейки у входа были уже пустыми. Хозяин катка пошел в дальний конец здания, чтобы оттуда выключать постепенно свет. Они остались одни.
Кэтлин вынула правую ногу из ботинка и вздрогнула — нежная кожа на пятке горела.
— Теперь будет водяной волдырь, — простонала она.
— Дай посмотрю. — Пенн положил ее ступню себе на колени. — Ты права — наверное, в носке была морщинка.
— Спасибо за диагноз специалиста, доктор Колдуэлл, — вежливо сказала она и сняла ногу.
Он взял обеими руками ее ступню и стал массировать. Прикосновение его рук было сильным и жестким, он массировал от основания пальцев до подушечки под ними. Когда он дошел до самого чувствительного места — подъема, она дернулась, и ей пришлось изо всех сил вцепиться в край скамейки, чтобы сохранить равновесие.
— Щекотно, Пенн, — запротестовала она.
Но он не отпустил, остался сидеть, держа ее ступню в своей ладони и глядя на Кэтлин. Его серые глаза потемнели и приобрели дымчатый оттенок.
Кэтлин почувствовала, как глухо и тревожно забилось у нее сердце. Поцелуй во имя прошлого, во имя того, что было, — ей послышалось, что он говорит это, хотя он не издал ни единого звука.
— Нет, — прошептала она.
— Ты до сих пор единственная девушка в Спрингхилле, которую приятнее всех целовать, — мягко произнес он.
Ты научил меня этому. Ты учил меня долго и терпеливо.
— Не пытайся вернуть те беспечные летние дни, Пенн, — сказала она. — Они прошли. Мы стали другими. Поэтому оставь эти воспоминания в покое.