В этом смысле Мудрейшему, можно сказать, повезло. Он услышал про Систему от того, кто больше всех о ней знал. От того, кто самым первым ее увидел. От Крэкера.
«Система живая, — объяснил ему друг. — У нее есть сознание и воля».
Это программа, которую никто не писал — по крайней мере, никто из живущих — и которой нельзя управлять. Она появилась сразу после рождения Живущего, с тех пор всегда находится в режиме инвизибл и открывает себя только избранным. Членам Совета (не всем) и еще самым лучшим ныряльщикам. Когда ныряльщики тонут, она забирает их к себе навсегда… Крэкер до крови расчесывал свои шершавые пятна, когда говорил о Системе: «…я не создавал ее, она сама себя инсталлировала в восьмой слой, понимаешь, сама! Когда я увидел ее впервые, она показалась мне совершенной… Потом, много позже, я понял, что она — своего рода вирус. Не дар, а проклятие…»
Она существует отдельно от всех искусственных социальных систем контроля за численностью. Она никогда не ошибается и не врет. Она показывает все три миллиарда инкодов в их постоянном развитии. Она точно фиксирует все воспроизведения и паузы мира…
«Точно фиксирует… — Крэкер сжимал в кулачки свои паучьи тонкопалые руки. — Но вот я думаю… А может быть, управляет?»
«Ты сумасшедший, — отвечал на это Зеро. — У тебя паранойя, Крэкер». Ему не хотелось думать, что Система — проклятие. Ему хотелось верить, что Система — рождественский дар волхвов. И что однажды она примет его в себя. Когда-нибудь, через год, два, три, десять, чья-нибудь пауза вдруг затянется слишком надолго. Чьи-нибудь пять секунд тьмы случайно окажутся вечностью. Кто-нибудь — самый плохой, убогий, пропащий… какой-нибудь исправляемый с ужасным инвектором — навсегда покинет Систему, и тогда она призовет Зеро на вакантное место.
И он перестанет быть лишним.
Система представлялась Зеро чем-то торжественным и печальным. Подобием храма, в котором древние молились трехголовому богу. Подобием огненного подземного мира, в который древние спускались жить после смерти.
…Циферный человечек не имел ничего общего с представлениями Мудрейшего о Системе. Он был смешным и нелепым.
— В социо Система другая, — ответил его мыслям Слуга. — Как древний храм…
Мудрейший почувствовал неприятный озноб.
— Я, собственно, хочу показать вам не столько Систему… — Слуга странно замялся, — сколько… сбой. Сбой в Системе, да.
Мудрейший вздрогнул. Идиотская, детская, где-то чуть выше желудка толкнулась надежда. Словно имаго, стремящееся на волю из кокона. Системный сбой. Чья-нибудь пауза вдруг затянется слишком надолго…