Осмотр ранчо был еще не закончен, а Коннер уже знал, что никакие силы в мире не заставят его не то что купить — даже притвориться, что он готов тратить деньги на это убожество! Пять сотен акров пыли и сорняков, по которым таскаются потные вислозадые клячи с жирными туристами на спинах! Да он это ранчо и даром не возьмет! И никакие деловые интересы не заставят его торчать здесь и убеждать хозяев в обратном.
Гил и Джо пришли в ужас, когда за завтраком патрон объявил им о своем решении. Он же все испортит! Сегодня только воскресенье; хозяева Драконова Ручья поймут, что никакое ранчо его не интересует, и не снизят цену ни на цент!
Но Коннеру было плевать на то, что подумают хозяева Ручья.
Услышав такое заявление, Гил побледнел и застыл с вилкой у рта.
— Да, мне плевать! — твердо повторил Коннер.
Он упаковал вещи и, оставив Гила объясняться с брокерами, первым же самолетом вылетел в Северную Каролину. Ему хотелось вдохнуть полной грудью терпкий горный воздух. Хотелось увидеть, как выплывают из тумана красно-желтые склоны гор. Хотелось домой.
Может быть, в первый раз в своей расписанной по минутам жизни Коннер делал то, чего действительно хотел. И пусть это будет стоить целого состояния — неважно! Он устал от борьбы, обманов, козырей в рукаве… просто устал. От всего.
Нервы Коннера стонали от нетерпения, и ему казалось, что самолет движется слишком медленно. Он боялся опоздать, хотя сам не понимал, куда.
Было только два часа пополудни, когда Коннер вошел в дом — и замер на пороге, встреченный мертвой тишиной.
— Эй! — крикнул он, поставив чемодан на пол. Только эхо насмешливо повторило его возглас. — Кто-нибудь дома?
Никакого ответа. Ушли! Значит, все-таки опоздал! Коннер оглядел пустую переднюю, сам удивляясь глубине своего разочарования. Только сейчас он вдруг понял, как ненавистен ему пустой, молчаливый дом.
— Что ж, пусть виски составит мне компанию, — сказал Коннер, направляясь к бару и наливая себе выпить. Но спиртное показалось ему горше полыни.
Коннер сидел, мрачно уставившись в стакан, как вдруг до него донеслись переливы девичьего смеха, нежные, словно звуки флейты, тихие, словно шелест ветвей за окном. Со стаканом в руке он бросился к окну.
Никого, но в воздухе, словно осенние листья на ветру, плясали и переливались радостные звуки. В следующий миг он увидел их — обеих сестер — в ветвях огромного старика дуба. Терри карабкалась по стволу, спиной к нему; Хилари нашла себе удобную ветку и уселась, прислонившись к стволу и вытянув ноги.
Коннер едва не выронил стакан. Господи Боже, как хороша! Она звонко смеялась, закинув голову, и выглядела такой… здоровой. Глупое слово, но здесь оно подходило как нельзя лучше. От Хилари веяло чистотой, свежестью, первозданной силой и гибкостью молодости; глядя ей в лицо, можно было поклясться, что этой девушке незнакомы ни грязные мысли, ни мелкие чувства. Он прижался лбом к стеклу, словно мечтал получить от нее хоть немного этого сияющего здоровья. Но стекло неприятно холодило лоб, а Хилари можно было назвать какой угодно, только не холодной.