Соображаешь, что мелешь?! Если бы она домой пошла, мы б ее сто раз встретили!
Птицелов резонно заметил, что и одного раза было бы достаточно и что, скорее всего, Лесоруб подхватил Лию на руки: ведь она не ахти какой ходок.
Мутанты поохали, покряхтели, почесались н согласились: да, не ходок девка. Неча время терять, идти надо. И пошли. Но чем выше вбирались они в предгорья, тем медленнее переставляли ноги. Утомились, а главное — страшно им стало, Никак виселицу забыть не могли. Да и самого похитителя опасались. У них, конечно, супротив его топора ружья, да тесаки, да лук со стрелами, а все-таки боязно. Лесоруб ведь.
Птицелов, чтобы подбодрить их, затянул песню — единственную, какую знал:
У мертвецов пустые глаза,
Сжатые белые зубы,
Их не тревожат ни гром, ни гроза,
Только — посмертные трубы,
Что призовут из безвестных могил
Всех, кто загинул без вести,
Без поминания — всех, кто любил,
Жил и сгорел в этом месте…
Допеть он не успел. Тычок в незаживший бок заставил его умолкнуть.
Нашел о чем распевать, чужак! — прошипел Бошку. — Накличешь на нашу голову…
Кого? — удивился Птицелов.
Кого-кого, — пробурчал мутант. — Непогребенных, вот кого!
А чего их бояться, — сказал Птицелов. — Под развалинами непогребенных этих… до самой Столицы частокол можно выстроить…
Понимал бы что, — не унимался Бошку. — Одно слово — чужак!
Да ты не обзывайся, объясни толком…
Бошку поозирался боязливо, затем потянулся к уху Птицелова лягушачьими губами.
Те, кто под развалинами, не опасны, — прошептал он. — Дома они у себя померли, понял?! Все равно что погребены, как положено. Принц-герцог, когда с нами жил, над ними даже отходную читал, заместо священника… А непогребенные — это те, кто на дороге этой сгинули. Или в болотах, или там, где Плешь сейчас… Понял?
Угу, — отозвался Птицелов. — Только чего их бояться, все одно — мослы да черепушки…
Старики сказывают, — вклинился в разговор Хлебопек, — души непогребенных в упырей вселились. Думаешь, почему их упырями кличут?! То-то! Упыри и есть. Не погребли их по обряду, не отпели даже. Вот они и лютуют теперь.
А по-моему, байки все это, — сказал Птицелов. — Бабские суеверия… Упыри — это всего лишь большеголовые мутанты. И ничего больше. Так, говорят, сам Колдун считает…
Сам он мутант большеголовый, — непочтительно отозвался Киту. — Помнится, принц-герцог говорил, что упыри до Гриба были обычными псами. Преданными, понятливыми, ласковыми… А после— в них словно бес вселился. Лаять и хвостами вертеть разучились. Зато бурчат теперь, почти по-человечески. Ушлые стали, любой капкан обойдут за версту… И человечиной не брезгуют, сам знаешь…