— Что за фигня, Петрович? — спросил он жалобно. — Какого фига ты так…
— Ты, амига, не серчай. Это для наглядности. Магия, это ведь, по сути, что такое — это умение трансформировать злость, боль и ярость в физические величины. Во сколько бы джоулей ты оценил свой псих, когда я тебя стукнул? Хватит, чтобы машину с места сдвинуть? А теперь представь, сколько энергии выделят мать, потерявшая ребенка…
— Петрович. — Сказал Мишка куда-то в пространство. — Давай выпьем, а, Петрович?
Они сели в маленькой и уютной кафешке на пирсе. Она называлась «Пирсинг», и столь странное название мог объяснить разве что ее владелец-хоббит. Но Мишка и Николай Петрович его об этом не спрашивали. У них нашлась иная тема для беседы. Кроме них, за столиками сидели два влюбленных дварфа, причем Мишка решительно неспособен был определить, кто из влюбленных представляет сильный пол, а кто — слабый, да компания водяных в водолазных костюмах, поставивших сияющие медью шлемы на пол возле стульев. Хоббит, увидев Мишкину форму, лично обслужил столик: водка была холодной, салат благоухал свеженарезаными овощами и ветчиной, шашлыки хотелось сначала сфотографировать на память, и лишь потом съесть. Но есть, что самое обидное, Мишке вовсе не хотелось. Он хотел понять, как устроен практически незнакомый ему мир магических ритуалов. До первой рюмки Докучаев отказался отвечать на какие-либо Мишкины вопросы.
Водка была холодна и свежа, словно жидкий лед. Николай Петрович курил свой «Беломор», потому что вкуса иных табачных изделий, как он сам признавался, попросту не чувствовал. Ветер, дувший с реки, уносил табачный дым прочь. Солнце клонило голову на плечи горизонта, и пирс расчертил длинные тени. Эксперт водрузил на стол свой обшарпанный чемодан.
— Смотри, — объяснял он, жестикулируя зажатой в кулаке папиросой в воздухе. — Вот это — реторты с субстанцией зла. Мне без них никак, амига. Бывает, покойника операм допросить приходится, если прокурор постановление подпишет, бывает, реактив для сложного анализа получить, который столько стоит, что за одну просьбу Кобрина зашипит до смерти.
В чемодане эксперта лежало несколько реторт, наполненных странным клубящимся мраком, который свивался в спирали и воронки так причудливо, словно был живым существом.
— Вот это я собрал в ветлечебнице — хомбры страсть как переживают, когда зверье усыплять приходится. Это мелочь — хватит разве что обед наколдовать или там иллюзию средненькую создать… Вот это из онкодиспансера, боль человека в последней стадии рака поджелудочной железы. Помощнее, достаточно, к примеру, чтобы переместиться на полкилометра. А вот здесь у меня собственные слезы, когда дружок мой лучший у меня на руках умер. — Николай Петрович, не дожидаясь Мишку, выпил вторую рюмку. — Гадость это, амига. Никогда не прикасайся к этой дряни, даже если от этого твоя жизнь зависит. Но знать про эту мерзость ты должен все. Хорошо, что не у всех такие знания есть. Кое-кто из ученых считает, что физические законы окончательно победили колдовство в те времена оны, когда порох изобрели…