Для огромного большинства благотворительных дам сообщение княгини было невероятным открытием.
Все возмутились.
— Неужели, милая княгиня, такие ужасы существуют? — воскликнула одна из светских благотворительниц, молодая элегантная дама.
— Ведь это что-то чудовищное! — воскликнула другая.
— И чего смотрит полиция! — строго заметила пожилая супруга какого-то видного чиновника.
— Вы, княгиня, открываете одно из возмутительнейших явлений! — вставил, в виде комплимента, секретарь.
Весьма довольная, что ей пришлось открыть это возмутительное явление и познакомить с ним своих коллег, княгиня продолжала:
— У меня находится одна из таких жертв — мальчик, который бежал из заведения нищих детей после того, как его истязали. Он нашел пристанище у одного сострадательного нищего, человека, когда-то принадлежавшего обществу и окончательно павшего… Этот отверженец — можете себе представить? — принял горячее участие в мальчике, кое-как одел его, обратившись за подачками к своим родственникам, и прислал его ко мне с просьбой что-нибудь сделать для него… Этот мальчик и рассказал мне все… Его история необыкновенно печальная… Он сирота… Не знал ни отца, ни матери… и «работал», как он выражается, то есть собирал милостыню для этого изверга, какого-то отставного солдата… Мальчик производит хорошее впечатление, но вообразите, в какой обстановке он рос?.. Он не знает даже своей фамилии… Только одно имя! А ему пятнадцатый год!
Открытие мальчика, «не знающего своей фамилии», вызывает общий взрыв удивления.
Снова раздаются восклицания:
— Не знает своей фимилии!
— Несчастный мальчик!
— Это дикарь какой-то!
Только женщина-врач не выражала удивления, и в глазах ее мелькала едва заметная улыбка. Ее подмывало даже объявить во всеуслышание, что в сообщенном факте нет ничего особенно удивительного, и в доказательство привести кое-какие данные о положении детей бедных хотя бы в Англии.
Но Анна Игнатьевна вспомнила, что получила место в институте благодаря княгине, и, несмотря на желание блеснуть эрудицией, дипломатически промолчала, хорошо сознавая, что омрачить это наивное удивление малосведущих дам, и в особенности княгини, было бы для них неприятно.
«Пусть себе удивляются тому, что всякому интеллигентному человеку хорошо известно! На то они и светские барыни!» — высокомерно подумала Анна Игнатьевна, питавшая в то же время некоторое завистливое удивление к этим светским барыням за их манеры и уменье одеваться.
Но еще большее впечатление, чем незнание фамилии, произвели на собрание слова княгини:
— Мало того… Этот мальчик никогда не бывал в церкви и никогда не молился… Он даже не знает «Отче наш»!