Часа через полтора они уже сидели на скамейке на Елагином Острове и мирно беседовали, наслаждаясь чудным свежим воздухом. По временам проезжали экипажи, и оба они смотрели на разряженных в ярких летних платьях дам и на изящных кавалеров.
Антошка расспрашивал «графа», кто это такие: князья, или графы, или просто обыкновенные господа.
— А вон, смотрите, Александр Иваныч… Один господин в большой коляске сидит… Должно, какой-нибудь богатый… Только лошади что-то не шибко бегут.
«Граф» взглянул на пожилого, видного брюнета в изящном темном пальто и в цилиндре на голове. И господин, в свою очередь, пристально и долго смотрел на «графа». Их глаза встретились, и оба они тотчас же отвели взгляды.
— Коляска проехала.
— Знаешь, кто это ехал в коляске?
— Кто?
— Братец мой… Константин Иванович Опольев! — проговорил «граф» с чувством озлобления.
— Ну? И он признал вас?
— Кажется…
— И небось не поклонился?
— Станет он кланяться!.. Поклонись даже я ему, так он отвернулся бы… Но только он этого никогда не дождется…
«Граф» помолчал и после паузы прибавил:
— И у этого человека такая прелестная дочь!
— Красивый ваш брат, Александр Иваныч! — заговорил Антошка.
— Да… сохранился.
— И важный?
— Важный.
— А богатый?
— Очень…
— Ишь ты! — воскликнул Антошка, словно бы выказал в этом отношении досаду, что такой нехороший человек и важный и богатый, тогда как Александр Иваныч из-за этого самого человека терпел…
— И любит он Нину Константиновну? — снова спросил Антошка.
— Верно, любит…
— А как же она может любить такого отца… Или не знает, как он с вами поступил?..
— И дай бог, чтоб не знала… Ну, однако, поедем, Антошка, домой… Пожалуй, не к добру нам эта встреча с родственниками…
И действительно, встреча с братом оказалась не к добру.
Через неделю, первого июня, вместо обычного приезда Нины явилась горничная ее с деньгами и объявила, что Нина Константиновна «очень расстроены… имели крупный разговор с папенькой».
— Из-за чего? — испуганно спросил «граф».
— Известно, из-за вас, Александр Иваныч! — с сердцем проговорила горничная и торопливо ушла.
XXXII
Его превосходительство был крайне изумлен встречей на островах.
Его изумила не самая встреча, а главным образом то, что он увидал своего «братца», как презрительно называл и он, в свою очередь, «графа», не в обычном его виде нищего пропойцы, с порыжевшим цилиндром на голове и в невозможных сапогах, — каким, случалось, он встречал его на улице и каждый раз отворачивался, испытывая чувство омерзения, — а прилично одетого, в свежем белье, в незаношенных перчатках и совершенно трезвого, в образе почтенного и солидного человека, наслаждавшегося погожим майским днем, да еще в обществе какого-то чистенько одетого мальчика.