М. Г.
XI.
М. О. Гершензону.
Не довольно ли, дорогой друг мой, компрометировали мы себя, каждый по-своему: я-своим мистицизмом, вы-анархическим утопизмом и культурным нигилизмом, как обоих определило и осудило бы "компактное большинство" (словцо Ибсена) современных собраний и митингов. Не разойтись ли нам по своим углам и не затихнуть ли каждому на своей койке? "Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь". Я не люблю злоупотреблять этим грустным признанием Тютчева; мне хочется думать, что в нем запечатлелась не вечная правда, а основная ложь нашей расчлененной и разбросанной культурной эпохи бессильной родить соборное сознание, эпохи, осуществляющей предпоследние выводы исконного греха "индивидуации", которыми отравлена вся историческая жизнь человечества-вся культура. Мы силимся преодолеть это смертное начало вседневно и всечасно непрерывным творчеством больших и малых культов,-каждый культ уже соборен, пока жив, хотя бы соединял троих только или двоих служителей,-и соборность вспыхивает на мгновенье и гаснет опять, и не может многоголовая гидра раздираемой внутренним междоусобием культуры обратиться в согласный культ. Но жажда единения не должна все-же соблазнять нас к уступчивости и соглашательству, т. е. к внешнему установлению видимой и мнимой связи там, где не сплелись в одну сеть самые корни сознания и как-бы кровеносные жилы духовных существ. В глубине глубин, нам не досягаемой, все мы-одна система вселенского кровообращения, питающая единое всечеловеческое сердце. Но не дoлжно упреждать чувствования, данного нам только, как отдаленное и смутное предчувствие, и подменять сокровенную святую реальность вымышленными ее подобиями. У нас двоих нет общего культа. Вам кажется, что забвение освобождает и живит, культурная же память порабощает и мертвит; я утверждаю, что освобождает память, порабощает и умерщвляет забвение. Я говорю о пути вверх, а вы говорите мне, что крылья духа обременены и разучились летать. "Уйдем",-приглашаете вы, а я отвечаю: "некуда: от перемещения в той же плоскости ничего не изменится ни в природе плоскости, ни в природе движущегося тела"... Когда-то я пел:
Вам-пращуров деревья
И кладбищ теснота;
Нам вольные кочевья
Судила Красота.
Вседневная измена,
Вседневний новый стан...
И тут же правдивая муза заставляла певца, мятежника против культурного предания, присовокупить:
Безвыходного плена
Блуждающий обман.
О, для культа дoлжно покидать насиженные места и деревья пращуров: