— Значит, Тангай, говоришь? — переспросила старуха. Сима, не глядя на нее, хмуро кивнул. — Хорошее имя. Тот Тангай, которого я давным-давно позабыла, был мужик исправный. Когда жена у него померла, все к дочке моей сватался. Да, весело было. — Старуха прыснула, что-то вспоминая. — Да мы его дружненько отвадили. А что толку? Живет невесть где, почитай, на другом конце мира. Целыми днями на заготовках пропадает. Кому такой муженек нужен, спрашивается?
— А у вас тут что, большой выбор? — не сдержался Сима.
— Выбор не выбор, а за первого встречного нечего выскакивать, — усмехнулась старуха. — У меня вон теперь внучка на выданье, так я и ее кому ни попадя не отдам.
— Значит, дочка все-таки замуж вышла, — сообразил Сима.
— Так а чего не выйти-то? Конечно, вышла. Только померла, так и не родив. А внучка — дочка сына моего. Девочка прекрасная. Трудиться любит. По дому всегда все приберет да приготовит. Стряпать умеет похлеще меня. А уж лучше меня стряпать мало кто может.
«Зачем ей взбрело в голову все это мне рассказывать?» — подумал Сима, но промолчал, продолжая слушать вполуха.
— Сына тоже уже нет. Он на заставе служил, той, что первой еще по осени сгорела. Может, и не погиб, конечно, раз я его тела не видала. Так ведь был бы жив, вернулся бы, скажи? — Сима кивнул. Его внимание куда больше привлекали приближающиеся избы. — Вот и я так думаю. А жене его, Квалу ее забери, только того и надо было. Вильнула хвостом и в Малый Вайла’тун подалась чуть ли не наутро, после того как новости из Пограничья пришли. Дочку мне оставила. Хоть за это ее благодарю. Да а чего благодарить-то, ей бы та только в обузу была… Слышала, она теперь у какого-то эделя тамошнего живет, на содержании, причем таких, как она, говорят, у него аж целое стадо. — Старуха снова засмеялась удачно подобранному слову. — Ну и пусть. Лишь бы не возвращалась. А уж мы с Пенни как-нибудь проживем.
— И сколько же твоей Пенни зим? — поинтересовался Сима, поинтересовался довольно искренне.
Прежде чем ответить, старуха внимательно посмотрела на него, однако, наверное, не увидела перед собой ничего, кроме замученного бедняги, потому что честно призналась:
— Не считала, но думаю, что тринадцать или четырнадцать. А тебе зачем?
Сима любил этот возраст. Обычно ему попадались подружки постарше, но на его веку было несколько случаев, когда удавалось заполучить пленницу — ровесницу этой Пенни. Бывало, правда, много слез и крика, но Симе особенно нравилось покорять непокорных. Особенно если они сопротивлялись не от стыда, а от страха.