— А с ней что? — Каур покосился на труп.
Сима впервые повернулся и пристально посмотрел на дело чужих рук и своей воли. Старуха лежала на животе, разметав руки, и из-под головы ее по доскам растекалось красное озерцо.
— Сам решай. Можно спалить дом вместе с ней. Шуму будет много, зато потом никто не хватится. Можно ночью закопать ее где-нибудь подальше. Но тогда соседи рано или поздно поднимут переполох. Кто они?
— Соседи-то? — Каур уже обдумывал что-то. — Да обычные. Ничего особенного. Большинство вроде меня, из бывших виггеров.
— Еще тауды есть? — Сима понизил голос, чтобы их не услышали.
— Один был. До зимы помер. Других нет.
— Ладно. Скоро выступаем. Телега есть?
— У Радэллы была…
— Знаю. Только лучше было бы ее для отвода глаз здесь оставить. Больше нет?
— Да нет, мы все ею кто когда пользуемся. Лишнего добра никто тут не имеет. Со своим бы протянуть.
— Короче, распоряжайся по своему усмотрению. — Сима вернулся к столу и заглянул в остывший чугунок. — Но мне еще засветло нужно быть дома.
— Дорогу покажете?
— А ты что, в Малом Вайла’туне никогда не был?
— Да вот все не приходилось… — Каур выглядел если не смущенным, то озадаченным. — Если что, она от нас туда и ездила, — кивнул он на распростертое под ногами тело.
Между тем его сыновья с грехом пополам справились с задачей: девочка лежала связанная, с кляпом, растягивающим мокрые от слез губы. Сима выловил из чугунка кусок мяса, вероятно, последний, взял за торчащую косточку и с удовольствием стал кусать, обводя всю честную компанию подобревшим от удовольствия взглядом.
— Мы с вашим отцом давненько друг друга знаем, — заметил он, обращаясь к стоящим бородачам. — И то, что он в недобрый час пришел на помощь именно мне, а не вашей сумасшедшей соседке, не должно вас удивлять. Я все правильно излагаю, Каур?
— Да, конечно, — буркнул тот, до сего дня даже не догадывавшийся о существовании Симы.
Принимая во внимание, что Сима был едва ли старше младшего из братьев, его объяснение звучало, мягко говоря, нелепо. Но если Каур дорожил своими сыновьями, оставлять их в неведении было его делом. Сима откусил от кости жилистый кусок, не смог разжевать и выплюнул прямо на пол. Он откровенно испытывал терпение новых знакомых. Потому что позволить себе такое в доме вабона, а тем более фолдита, дорожившего каждой крошкой с обеденного стола, считалось верхом неприличия.
— Тебя как зовут? — поинтересовался он у старшего брата.
— Ангус я, — потупился богатырь. — Как-то нехорошо это…
— А тебя? — Сима пропустил замечание Ангуса мимо ушей, про себя отметив, что теперь их отец еще более ему обязан: за терпение, молчание и отсутствие жестокости. Убийство старухи не в счет.