— Я бы тоже хотел узнать, что здесь понаписано. Хорошо хоть на старости лет иметь возможность отличать правду от кривды.
Хейзит отметил, что собеседник противопоставил правду не лжи, а именно кривде. Вспомнилось, как Харлин объяснял ему в свое время разницу. Мол, ложь — это всего-навсего то, что на ложе, что лежит на поверхности. А вот кривда — это искривленная, завуалированная правда, куда более опасная, нежели ложь. Потому что ей хочется верить. Видать, Тангай не так прост, как прикидывается. Хорошо бы свести его с Харлином. Да и вообще было бы неплохо выбраться отсюда.
— Не пора еще нам сменяться? — Хейзита потянуло на зевоту.
— Ты, если хочешь, ложись, прикорни. Место вон на столе еще есть. А я посижу пока, подумаю.
Место действительно было, правда, на самом краю, за спиной у Гверны. Хейзит осторожно подсел рядом, завалился на бок и подложил под голову уже согревшуюся шапку. Он предполагал немного полежать, понаблюдать, что будет делать Тангай, и просто отдохнуть душой и телом после стольких переживаний, свалившихся на него за один день. Однако стоило ему прикрыть веки, как дрема накатила сладкими волнами и он безоглядно провалился в сон, глубокий и без сновидений. Последнее, что он видел, был задумчивый дровосек, наклонившийся к своим коленям и водивший мозолистым пальцем по загадочным письменам.
Если бы Хейзит навострил слух, он бы услышал, как Тангай бормочет себе под нос:
— Был бы жив дед, сейчас бы все прочитал как есть… Все чувствовал старик, все ведал… Не зря ведь любил приговаривать: «Пишут для тех, кто читает». Хотел, чтобы и я грамоте учился. А мне когда? Уж лучше неучем быть, чем не быть вовсе. Без отца с матерью да при деде немощном я бы разве выжил, не приди на помощь топор и силушка молодецкая? Эх, дедуля, мало мы с тобой вместе сиживали, мало… Сейчас бы уж я тебя еще как порасспросил! Одна надежда, что скоро свидимся в небесном терему. Да только что мне тогда с того проку будет? Там, глядишь, самого Дули со всей его шатией-братией героев повстречать можно, ежели повезет. И тех, кто до него был. А коли не судьба, так что мне будет до этого мира? Суета тут одна, и с каждой зимой все суетливее да суетливее делается. Скоро, скоро круг замкнется. Как свиток сложится. С начала отсчет начнется. Как он там еще говорил? «Править будет, у кого прав нет, а за кем права, тот не ведает родства». Похоже, как в воду глядел. Молодец дед! Жаль, не ценил я его так, как оно того следовало. Интересно, знает малец о том, что дед мой еще говорил? — Тангай бросил взгляд на спящих и покрутил свиток в руках. — Что раньше не как теперь, а с выдумкой, заковыристо писали. Что, мол, тогдашние слова можно понимать по-разному, и оттого любая старая грамота не один, а сразу несколько смыслов несет. Какие-то значки особые были. Вот только где их искать? — Он потрогал пальцем показавшиеся ему наиболее красивыми закорючки. Склонил голову, пригляделся. Никакой разницы. Разве что похожее на забор стало похожим на приставную лестницу. — Ах да, запамятовал я, что это новый писарь, как его, Харлин, кажись, выцарапывал! Откуда ему про тогдашние закорючки слыхать? Хотя может, и знал про них… Мальца надо будет попытать, как проснется. Вот уж было бы сильно полезно! Авось там какая разгадка всей этой нашей катавасии запрятана. Уж больно надоело одураченным ходить. Кого слушать, с кем объединяться, против кого выступать? «Стой с тем, кто ближе, — говорили в старину и добавляли: — А падая в лужу, не бойся жижи».