— Так вы меня понимаете?
Джуд молча пожал плечами и осторожно высвободил свою руку.
— Прошу прощения, — прошептала вдова, и глаза ее наполнились слезами.
Джуд сразу же заметил темные круги у Пейшенс под глазами, и поэтому он не мог на нее сердиться; было очевидно, что эта женщина не притворялась — она действительно страдала от одиночества.
В смущении откашлявшись, Джуд проговорил:
— Похоже, Пейшенс, что вы хотите любви, а не просто подходящего партнера по постели.
— Да, конечно.
Она вновь вздохнула.
— Но вы ведь не влюблены в Эйдана?
Вдова покачала головой:
— Нет, в него — нет. — Немного помолчав, она вдруг спросила: — Неужели вы любите мисс Йорк? Мне кажется, она… слишком уж молодая.
— Мисс Йорк исключительная женщина, — заявил Джуд. — И она будет моей женой. Вот все, что я могу вам сказать о ней.
— Да, понимаю… Приношу извинения. Вы, мистер Бертран, — замечательный мужчина.
Тут Пейшенс поднялась и, молча кивнув ему, направилась к выходу. Но Джуд успел заметить слезы в ее глазах.
О Боже, неужели эта женщина полагала, что любит его? Подобное казалось… абсурдом. Да, она постоянно преследовала его в Лондоне, но он ведь ни одного мгновения не провел с ней наедине.
Как ни странно, но разговор с Пейшенс Уэллингсли взволновал Джуда. И сейчас, наблюдая, как она шла к двери, он не сомневался: эта женщина действительно страдала, действительно была одинокой и несчастной.
Он прекрасно знал, что многие светские дамы ни за что не поверили бы, что такая красавица, как Пейшенс Уэллингсли, может чувствовать себя одинокой. Но Джуд-то все понимал, потому что помнил подруг своей матери. Почти все они отличались несравненной красотой, однако никто их по-настоящему не любил. Вспомнив о Мариссе, Джуд вдруг подумал: «А ведь ода вполне могла бы оказаться одной из таких женщин, если бы не родилась в аристократической семье».
В этот момент очередной танец подошел к концу, и Джуд, осмотревшись, увидел Мариссу, покидавшую танцевальную площадку под руку с красивым молодым человеком.
Марисса улыбалась юнцу, но тут вдруг заметила его, Джуда, и тотчас же нахмурилась. Было совершенно ясно: она злилась. И злиться Марисса могла лишь по одной причине: она видела, как он разговаривал с Пейшенс.
Что ж, вот и хорошо. Если ему приходится наблюдать, как она танцует и флиртует с молодыми джентльменами, то пусть и она увидит, что он кое-чего стоит.
Разумеется, он нисколько не ревновал. Ни тогда, когда она танцевала с молодыми красавцами, ни даже тогда, когда пялилась на мужские ноги. Да, он не ревновал, потому что совершенно точно знал, что сможет сделать так, чтобы Марисса наконец образумилась, чтобы наконец-то поняла: таращиться на красивых юнцов — это, конечно, очень интересно и приятно, но серьезные дела лучше оставлять настоящему мужчине. Но так он думал неделю назад, а сейчас… Сейчас ему следовало поторопиться, так как было очевидно, что Марисса дала ему отставку. Да, он должен был немедленно что-то предпринять — но что именно?