И тут вздрогнула, потому что поняла, что в дверях часовни кто-то стоит.
— Это всего лишь я, — сказал Саймон. — Не хотел тебе мешать. Молись дальше.
— Я не-молилась, — ответила я. — Так… читала.
Он улыбнулся:
— Ну разумеется. Дивные слова. Какая в них сила!
Я не успела спросить, что же они все-таки означают, потому что где-то распахнулась дверь; звук разнесся по всему гулкому залу. Я испуганно вскинула глаза на Саймона.
— Не бойся, это настоятель. Жди здесь.
Он вышел в основную часть церкви. Я встала, подошла к деревянной перегородке, посмотрела в щелку. В помещение через боковую дверь вошел человек — низенький, но внушительный, лысоватый, в очках, — больше похож на банковского служащего, чем на священника. Он вертел головой вправо-влево, глаза прочесывали помещение, как два прожектора.
Саймон просеменил к нему, и тут же под сводами раскатился громкий бас:
— Господи, Твоя воля! Что здесь такое творится, Саймон? Под стенами храма — вооруженные полицейские. Мы окружены.
Саймон поднял руки, будто обороняясь от этого голоса:
— Она еще дитя, святой отец. Она пришла к нам за помощью, просить убежища.
— Меня обыскали, Саймон! Обыскали! Прежде чем пропустить в мой собственный храм!
— О… понятно.
— Перестань ерничать, я говорю серьезно. Все это надо немедленно прекратить. Передать девочку представителям власти. Где она?
Я забилась в дальний угол часовни.
— Она в часовне, но… — И тут же раздался стук приближающихся шагов. — Вы не можете вышвырнуть ее за дверь! Она ребенок.
— Кто знает, Саймон, может, на ней кровь многих жертв. И в своем храме я волен поступать как мне угодно. В конце концов, я настоятель.
Они подошли совсем близко.
— Это Господень храм.
Шаги замерли. Эхо угасло под сводами, наступила тишина.
— Что ты сказал?
Слышала я уже раньше такой тон. «Вот и конец», — подумала я. Саймон вляпался по самые уши, а я и подавно.
— В смысле, я хотел сказать, что Господь здесь хозяин. А мы только служители, нам тут ничего не принадлежит. Да, мы печемся об этом храме, но…
Он и так-то говорил с запинкой, а тут и вовсе смолк.
— Что ты хочешь сказать?
— Просто… просто… мы должны заглянуть себе в душу и поступить так, как поступил бы Иисус.
«Нашел, что ляпнуть, — подумала я. — Все, моя песенка спета». И ведь ничего подобного: похоже, Саймон сказал именно то, что надо, те единственные слова, которые могли меня спасти.
— Как поступил бы Иисус, — медленно повторил настоятель. — Да, как бы Он поступил? Где она?
Голос его зазвучал мягче.
— Здесь, — сказала я и вышла из-за перегородки.
Он взглянул на меня, и я прочла его будущее: еще сорок с лишним лет, почтенная, уютная, достойная старость. Не знаю, что он увидел, взглянув на меня. На лице ничего не отразилось, но, помолчав немного, он сказал: