Опрокинулся на спину. После инъекции всегда случается эпилептический припадок. Я вспомнил это, и вскипел пеной.
Успел только закусить пропитанный потом воротник куртки и почувствовать на языке солоноватый привкус крови или всё того же пота и…
…отключился.
Некоторое время я словно пуховое птичье перо кружился в темноте, ещё хоть как-то осознавая себя, но скоро прекратилось и моё безвольное парение. Всё прекратилось. Не осталось ничего кроме, полного ничем не нарушаемого покоя. Больше волноваться было не о чем. Я просто растворился, как и не было вовсе.
НИКОГДА.
ПУХ. ПРОСТО ПАДАЛ ПУХ. С ВЫСОКИХ ЗЕЛЁНЫХ ДЕРЕВЬЕВ. МЕДЛЕННО, И КАК ВОДИТСЯ НЕОТВРАТИМО. ПОЭЗИЯ! МАТЬ ЕЁ РАСТАК!
Я не говорю о боли — боль можно вытерпеть. Даже самую сильную боль можно вытерпеть, нужно просто на время стать ею, и перестать осознавать — как ток крови, как движение ресниц, как дыхание.
Просто впускай её в себя и выпускай.
Дыши.
Как обычно.
Просто дыши.
Но что делать с бардаком в голове?
Прошло несколько часов после инъекции.
Андрей выдержал, я не ошибся не его счёт, он оказался крепким парнем. Андрей пришел на короткое время в себя, попросил воды, напился и погрузился в глубокий спокойный сон уставшего после тяжелого физического труда человека. Монах устроился рядом с ним, постелив себе на полу возле кровати, готовый в любую, минуту подняться и оказать, если понадобиться первую помощь. Это было излишней предосторожностью, я объяснил Монаху, но, похоже, он просто хотел оставить меня одного. Признаться того же хотел я сам. Оказаться в его обществе — значило оказаться в ловушке, создать которую способно только нежелание двух людей не только общаться между собой, но и просто видеть друг друга. Мы все остро нуждались в одиночестве и шли навстречу этому желанию.
Я сидел на кухне и пытался разобраться со своими мыслями. Они накрыли меня с головой, не давая продыху. Я словно блуждал в знакомом доме с погашенным светом. Вроде всё узнаваемо, но наталкиваешься на острые углы предметы мебели и собственное непонимание происходящего.
Первое что всплыло в памяти это мои полные, фамилия имя отчество. Дальше пошло как по накатанной колее.
Меня зовут Алексей Романович Бычков.
Все три сопутствующих мне определения принадлежали воздуху. Поскольку родителей у меня не было, ни в той жизни, ни в этой.
Очередная усмешка.
Я бывший военный разведчик. На моём счету восемь боевых выходов. Герой и иждивенец своей родины, родина давала мне работу и платила сомнительной славой. Более я не имел ничего. Когда-то когда реки были полны и люди смотрели в небо с надеждой, у меня была девушка и ничего кроме.