Прислушался, вокруг царила всё та же тишина — ни одного звука, только теперь меня это наоборот успокаивало. Я смотрелся в своё отражение на хромовой поверхности верхней полки — моё лицо хоть и затянутое недельной щетиной как неухоженное озерцо ряской — улыбалось.
Я выбрался из своего металлического гроба и огляделся. Всё изменилось, или почти всё. Дверь по-прежнему была заперта на засов, но всё остальное в комнате преобразилось.
Мониторов на поверку оказалось много больше. Весь центральный пульт играл и переговаривался, причем эта игра не вызывала у меня изумления. Небольшой письменный стол, за которым я ужинал, стоял ближе к противоположной стене и олицетворял рабочее место воодушевлённого учёного. Все три стеллажа заняты документацией и коробками с жёсткими дисками, кроме той ниши, в которой спал я там так, и лежали автомат и рюкзак.
Зная, что мне ничего не грозит, оставил оружие и безбоязненно открыл дверь. Коридор тоже освещён. Никаких следов разрушения. Чистые полы и выкрашенные в нейтральный салатовый цвет стены.
Люминесцентные лампы через равные промежутки установлены на потолке. Кондиционеры шёлково гудели, нагнетая прохладу, датчики микроклимата поддерживали идеальную для температуры влажность воздуха.
Устройство градирни меня нисколько не интересовало. Я знал, что пристроенный к её конусу корпус был такой же инсценировкой как и сама градирня. Я шел к вестибюлю, чтобы проверить одну свою догадку.
Минуя ответвления коридора, дошел до точки, где коридор обрывался обширным холлом с постом охраны. Вышел из-за угла и увидел то, что и ожидал.
Стеклянная кабинка пуста, все вертушки разблокированы — проходи кто хочешь. Никого не было — только я один. Во всём помещении лишь я один и больше никого. Но не это хотел я выяснить — это было очевидным положением вещей. Другое, интересовало меня.
И я удовлетворил своё любопытство.
Несмело, с задержкой в дыхании поднимая глаза, увидел сквозь кристально чистые стёкла вестибюля — зелёный июльский полдень ушедшего навсегда мира.
Едва сдерживая себя от желания броситься к солнцу я медленно словно пробираясь сквозь толщу чистой прохладной воды шаг за шагом пересёк охранный рубеж и приблизился к стеклу витрины.
Я прижался к нему лбом и ощутил одновременно холод преграды и волшебное тепло солнца. Надавил на стекло ладонями и легко прошёл сквозь него. Оказавшись на улице, глубоко вдохнул безопасный воздух.
— Ий-оо-хоо-уу! — Неожиданно вырвалось из груди.
Я бросился сквозь ряды ухоженных лип к набережной.
Две тысячи шагов на пределе лёгких шутка для человека уставшего сделать без опаски хоть один единственный.