_
Раздача завтраков в самолете, терпящем бедствие. Вот чем должен был стать наш роман. Мы с Лоренсом убежали от наших личных трагедий, убежали друг в друга, и на протяжении шести месяцев жизнь в Британии в наше рабочее время удивительным образом замедлялась. Хотелось бы мне сказать, что все так и было. Ничего серьезного. Ничего сентиментального. Просто милосердная передышка. Курсор, замигавший на некоторое время перед возобновлением наших прежних историй.
Но это было восхитительно. Я полностью отдавалась Лоренсу. С Эндрю у меня никогда так не было. Это происходило легко, без каких-либо усилий с моей стороны. Когда мы занимались любовью, я плакала. В этом не было игры, это было естественно. Я обнимала Лоренса, пока у меня не начинали болеть руки, пока я не начинала испытывать агонию нежности. Я ничего ему не говорила. Я не говорила ему и о том, что, пока он спит, я просматриваю его смартфон, читаю его электронную почту и его мысли. Пожалуй, когда наш роман только начинался, мне казалось, что на месте Лоренса мог оказаться любой другой мужчина. Неизбежным стал роман, а не конкретный мужчина. Но постепенно я стала восхищаться Лоренсом. Я начала осознавать, что роман на стороне был бы относительно незначительным правонарушением. Но для того, чтобы действительно уйти от Эндрю, действительно стать самой собой, я должна была полюбить кого-то серьезно. И так уж вышло, что без особых усилий я влюбилась в Лоренса. Мне пришлось всего-навсего позволить себе это падение. «Это совершенно безопасно, — говорила я себе. — Психика так устроена, она смягчает последствия таких падений».
Я все еще плакала, когда мы занимались любовью, только теперь я еще плакала и тогда, когда мы не могли себе этого позволить.
Держать наш роман в секрете — это и стало источником тревоги. Конечно, от Эндрю я скрывала свои встречи с Лоренсом, но, кроме того, взяла за правило никогда не упоминать Эндрю и его работу, встречаясь с Лоренсом, чтобы не пробуждать в нем излишнего любопытства. Словом, я обнесла свой роман высоким забором. В своем воображении я перенесла его в другую страну и бдительно стерегла ее границу.
Гораздо труднее было скрыть безусловные перемены в себе самой. Я чувствовала себя просто чудесно. Никогда еще я не ощущала себя менее благоразумной, менее серьезной, менее суррейской. Кожа у меня начала светиться. Это было настолько явно, что я пыталась скрывать это под слоем тональной пудры, но все было без толку: я просто-таки излучала joie de vivre[35]. Я снова стала ходить на вечеринки, чем не занималась с тех пор, когда мне было едва за двадцать. Лоренс приглашал меня на все торжества в Министерстве внутренних дел. Новому министру внутренних дел нравилось встречаться с представителями прессы и рассказывать им, поглощая канапе, как теперь все будет. Бесконечные званые вечера и всегда — вечеринки после вечеринок. У меня появилось множество новых знакомых. Актеры, художники, бизнесмены. Я чувствовала волнение, которого не испытывала с тех пор, как я познакомилась с Эндрю, — волнение от осознания того, что я привлекательна, неотразима, волнение, вызываемое несколькими бокалами шампанского в окружении ярких, улыбающихся лиц. Я веселилась и смеялась, иногда внезапно понимая, что случиться может все что угодно.