«Пришли-люди-и-они…» Я еще плакала, и читать при тусклом свете луны было трудно. Я положила пакет на кровать и аккуратно его закрыла. А потом взяла и крепко сжала в руках. Я подумала о том, что могла бы выдать историю этой женщины за свою собственную. Я могла бы взять эти документы, в том числе и эту историю, в конце которой стоял красный штамп, говоривший каждому, что все это ПРАВДА. Может быть, я могла бы устроиться в приют с этими документами. Только одну минуту я размышляла об этом, но пока я держала в руках документы безымянной женщины, мне показалось, что цепочка, на которой она повесилась, звякнула, и я поспешно положила пакет на кровать, потому что знала, как закончилась эта история. К истории жизни человека в моей родной стране принято относиться как к чему-то очень важному и могущественному, и упаси бог кого-то присвоить себе чужую жизнь. Так что я все оставила на кровати безымянной женщины. Все до последнего слова, все скрепки и все фотографии шрамов, и имена пропавших дочерей, и все красные штампы со словом ЗАВЕРЕНО.
Я поцеловала спящую Йеветту, вышла из дома и тихо пошла по полям.
Покинуть Йеветту — это было самое трудное из того, что мне пришлось сделать с тех пор, как я ушла из родной деревни. Когда ты беженка, когда приходит смерть, ты ни на минуту не станешь задерживаться в том месте, которое она посетила. За смертью приходит многое: печаль, вопросы, полицейские, — но ничему и никому из них не дашь ответа, когда у тебя не в порядке документы.
Верно, у нас, беглецов, нет своего флага. Нас миллионы, но мы — не народ, не нация. Мы не можем держаться вместе. Может быть, мы можем собираться по двое, по трое на день, месяц и даже на год, но потом ветер меняется и уносит надежду прочь. Пришла смерть, и я в страхе ушла. Теперь у меня остался только мой стыд, воспоминания про яркие краски и звучание смеха Йеветты. Порой мне так же одиноко, как королеве Англии.
Куда идти, понять было нетрудно. Лондон озарял ночное небо. Тучи снизу были оранжевые, словно в городе, ожидавшем меня, пылал пожар. Поднявшись на холм, я пошла по полям, на которых росли какие-то злаки, а потом я подошла к лесу, а когда оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на ферму, то увидела прожектор, горящий над выходом из амбара, где нас поселил мистер Айрес. Я думаю, этот прожектор загорался автоматически. В его луче стояла одинокая желтая фигурка — девушки в сари. Было слишком далеко, я не могла разглядеть ее лица, но я могла представить, как она удивленно заморгала, когда зажегся свет. Как актриса, вышедшая на сцену по ошибке. У нее роль без слов и она гадает: почему на меня направили такой яркий свет?