Пес и волчица (Токтаев) - страница 36

Дракил снова сплюнул на пол. Эвдор скрипнул зубами:

-- Лабрис[50]

.

-- С римлянами? -- недоверчиво протянул Койон.

-- А ты мне не верил, -- посмотрел на Дракила Эвдор, -- ай да Леохар. Ловко. Из них теперь с Лукуллом отличная пара получится. Волк и Волчица.

-- Ты уверен? -- поднял глаза на фракийца критянин.

Тот кивнул. Пират Леохар, был одним из наиболее известный в Восточном Средиземноморье пиратских вожаков. Ему подчинялось несколько десятков кораблей, несших знамя -- черный лабрис на белом фоне. На своем родном Крите Леохар был практически всевластен, несмотря на то, что остров формально был поделен между несколькими мелкими царьками. Все они всецело зависели от Волка.

С глубокой древности Крит был одним из двух центров пиратской вольницы. Вторым был Пиратский берег в Киликии. В данный момент киликийцы поддерживали Митридата, и столь открытое и вызывающее выступление Леохара на стороне римлян грозило большим разбродом в Братстве.

-- У тебя есть шанс поступить на службу, -- усмехнулся Эвдор, обращаясь к Дракилу, -- к римлянам. В конце концов, если бы не они, где бы мы сейчас были?

-- Ну, уж нет.

Было видно, что новость повергла критянина в глубокий шок. Как и Эвдор, Койон и вообще вся их компания, некоторое время назад Дракил был пиратом, но в отличие от своих товарищей, раньше ходил на кораблях Леохара.

Вся эта братия несколько дней тому назад добралась до северо-западного побережья Родоса из Аттики на утлом суденышке, едва не пошедшем ко дну в совершенно спокойную погоду. Они не имели денег и оружия. Их одежда была грязна и оборвана, тела несли на себе следы колодок и кандалов. Неудивительно, что любой внимательный стражник заподозрил бы в этих людях беглых рабов, как оно и было на самом деле.

Еще совсем недавно они глотали белую каменную пыль в серебряных рудниках, что с давних времен были главным источником дохода афинского государства. Лаврийские горы, словно старый дуб, изъеденный жуком-древоточцем, были вдоль и поперек прорезаны десятками, сотнями шахт глубиной до девяноста локтей.

Здесь трудились тысячи рабов. Пойманные пираты, разбойники, тысячи самых опасных, сосланных на эту каторгу за непокорство, побеги, бунты, убийства хозяев. Тысячи просто ни на что не годных, кроме тяжелой физической работы. Сюда редко попадали мастеровые рабы. Даже во времена войн, когда цены на рабов падали, мастер ценился слишком высоко, чтобы гробить его в рудниках. Разве что он был слишком строптив.

По четырнадцать-шестнадцать часов долбили рабы на глубине камень, в плетеных корзинах поднимали наверх богатую свинцом руду, где перемалывали ее в мелкое крошево. Превращенную в песок породу промывали в воде, отделяя свинец и крупицы серебра от бесполезной породы. Свинца в Лаврионе добывалось почти в сто раз больше, чем серебра, но того, что было, в течении уже нескольких веков с лихвой хватало Афинам на новые триеры, храмы, портики и статуи, новых воинов и новых рабов, что заменяли "износившихся". А изнашивались люди здесь быстро. Очень быстро. В шахте крепкий мужчина мог протянуть самое большее полгода. После чего превращался в дряхлую, еле держащуюся на ногах, развалину. Те, что работали наверху, крутили огромные дробящие жернова или промывали породу, жили несколько дольше, но и их срок был недолог. Редко, кто выдерживал более полутора лет. А потом начинался кровавый кашель, выворачивающий нутро наизнанку. И старший надсмотрщик отдавал подчиненным команду -- заменить раба.