Но дед, свято выдерживая характер, показывал себя верным сподвижником Степана Тимофеевича, который басурманского духа не переносил, вот разве что девкам делал известную поблажку.
— Бахтеярушка три ночи подряд выходил, отдыхает, — ответила Кубышечка. — Полнолуние же, самое время.
— Полнолуние ему… — проворчал дед. — А что с бусурмана взять! Шатается, всякому себя предложить норовит! Небось, такого же, как сам, бусурмана ищет! Они-то друг дружку чуют!
Елисей, не поворачивая головы, скосил глаз и стал подтягивать левую заднюю к брюху. Как-то, бродя в надежде найти себе хозяина, он вышел к табуну и увидел, как хитрая кобыла, обороняя сосунка от молодого и бестолкового жеребчика, неожиданно лягнула не назад, а вбок. Ухватка ему понравилась, он опробовал ее на досуге и теперь только ждал, чтобы дед Разя договорился до такой дурости, за которую следует поучить.
Дед ждал словесной отповеди, чтобы ввязаться в склоку, но не дождался. Кубышечка преспокойно ворошила свое золото и Елисеево серебро. И то — за столько лет научишься не обращать внимания на старого бузотера…
— Развелось же этих бусурман, — не совсем уверенно молвил дед. — Черномазых этих, носатых… Вот ты, Елисей, к примеру, белый — потому что ты — серебро. Кубышка — рыжая — золото. Я — пегий, во мне всего понамешано, что Степану Тимофеевичу под руку подвернулось. А черные-то — с чего? Что у них в самой сути? А? Вот то-то!
— Степан-то Тимофеевич, сказывали, сам был чернее воронова крыла, — заметила Кубышечка. — Он из казаков, у них это — обычное дело. Елисей, забирай серебро, просохло. И спать ложись!
Она повысила голос, увидав, что конь изготовился к нападению. Кубышечка драк не любила, да и какой смысл затевать драку тем, кто обречен сосуществовать на крохотном пятачке вблизи опушки?
— Да и ты бы отдохнула, — сказал на это Елисей и потрогал монеты копытом. Они взмыли дрожащим облачком — и не стало их, а на конских боках вроде бы прибавилось черноватых крапин.
Кубышечка стала горстями накладывать золото себе за пазуху. Дед Разя, вытянув шею, попытался туда заглянуть. Кубышечка повернулась и показала деду кулак:
— Не про тебя растила!
С тем и ушла с полянки, а конь, нехорошо поглядев на смутьяна, двинулся за ней.
Дед Разя сел, прислонился спиной к сосне и очень глубоко вздохнул. Душа просила песни. Но не простой, а такой, чтобы всем показать, кто тут хозяин.
— Из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывают расписныя острогрудыя челны! — самозабвенно заголосил он, именно так, на старинный лад, и выпевая: «острогру-у-удыя…»