«Если», 2001 № 10 (Дяченко, де Линт) - страница 202

Грозна была Кубышечка, вся от гнева трепетала — и золотистое сияние, которое днем обычно растворялось в солнечном свете, окрепло, заполыхало вокруг нее острыми язычками!

Остались на поляне три заплечных мешка, железные палки с тарелками, щупы, даже одиннадцать золотых копеек…

— Правее, правее! — кричал вслед Алмазка. — Еще правее! Как раз на дорогу выйдете! А поселок — налево!

Бахтеяр-Сундук и Елисей явились, когда все было уже кончено, и уставились на переломанные кусты, на истоптанную поляну. А как кустам уцелеть, если сюда проперлась зеленая самоходка и здоровые мужики, ругаясь, вызволяли из-под осыпавшейся земли два мертвых тела?

До деда Рази не добрались — горшок с медью ушел поглубже, остался дожидаться того, кто взлезет на сосну вверх ногами, держа в руках мешок с пшеницей.

На дальнем краю полянки сидели Алмазка и Кубышечка. Не просто так сидели — а в обнимку. Не просто в обнимку — а целовались…

Рядом в закатных лучах сохло золото вперемешку со старинными перстнями и серьгами.

Смущенных сотоварищей они увидели не сразу — да те и стояли, не шевелясь и затаив дыхание…

— Прячется солнышко, — сказала Кубышечка. — Понюхай, Елисеюшка, не тянет ли плесенью?

Конь подошел, склонил красивую лебединую шею и обследовал золото.

— Все тебе плесень мерещится, — проворчал он. — Вот и Алмазка туда же! На самоцветах-то откуда плесени быть?

— Мерещится не мерещится, а на просушку выкладываться надо. Опять же — полнолуние на носу. Являться буду. Ну как найдется молодец — а я перед ним болотной сыростью разольюсь?

Бахтеяр-Сундук тонко усмехнулся.

— Гляди ты, как оно все повернулось, — произнес он задумчиво. — Ведь какие, прости Господи, сукины сыны нас сюда клали! Какой дрянью заговаривали! А вот триста лет прошло — и что же? Лежали мы, лежали, и что вылежали? Стыд вылежали — боимся, что о нас руки марать не захотят…

Говорил он об одном стыде, а думал совсем о другом, но никто его попрекать не стал, как не попрекнули Елисея его внезапной трусостью. Переругаться-то нетрудно, а лес — один, лежать в нем — всем рядышком. Вот и дед Разя, позлобствовав, начнет вылезать понемногу — и с ним придется как-то обращаться…

— Да ладно тебе, — крепким своим баском одернул Алмазка. — Главное-то что?

Кубышечка подняла указательный перст:

— Главное — человек бы хороший попался!

И спорить с ней, понятное дело, никто не стал.

Рассказывая в «Записках архивариуса» о первопроходцах направлений отечественной фантастики, было бы непростительно обойти вниманием «отцов» фэнтези. Впрочем, об одном из них, пионере историко-фэнтезийного романа А.Ф.Вельтмане, мы уже рассказали (№ 3, 2001 г.). Но сам жанр возник в русской словесности отнюдь не в XIX столетии, его корни теряются в эпохе Просвещения. Вспомнить истоки отечественной фэнтези особенно поучительно и познавательно сегодня, когда книжный рынок последних 3–4 лет атакован сериями типа «Загадочная Русь» или «Дороги богов», штампующими странную на вкус и цвет продукцию, гордо величающую самое себя «славяно-киевской фэнтези» — «восточный ответ Чемберлену». Авторы сиих сочинений весьма вольно и небрежно обращаются с историческими реалиями и славянской мифологией, зато неизменно претендуют на лавры пионеров славянской фэнтези.