— Ты!!!
Скованные руки не помешали Жасмин кинуться в драку. Она рванулась через комнату с искаженным от ярости лицом… но до меня не добралась. Налетели стражники и оттащили. Вокруг Жасмин полыхнула сила — ее снова приструнил один из охранников. Железные наручники не давали использовать магию, но человеческая кровь помогала сопротивляться. Я вспылила:
— Это не пропавшая девушка! Это моя сестра! Как вы могли ее не узнать? Она была любовницей Эзона!
Ответил Рюрик:
— Немногие из них вообще помнят Эзона, ваше величество.
Это правда. Дориан предупреждал, что, хоть я и завоевала Терновое Царство в честном бою, верные Эзону джентри еще долго не признают мою власть. Если вообще признают. Поэтому Рюрик регулярно избавлялся от тех слуг и стражников, кого считал неблагонадежными.
— И все-таки, — сказала я, — кто-то должен был ее узнать. Где, черт побери, Шайа?
— Отбыла по хозяйственным делам.
Стражник, который поначалу так обрадовался, теперь выглядел сконфуженным и расстроенным.
А Жасмин все пыталась вырваться. В железных кандалах она была беспомощна как котенок… И похоже, до сестренки только сейчас дошло, что она не может колдовать. Среднего роста, щуплого телосложения, Жасмин всегда казалась мне тощей. Наверное, это фамильная черта. Глаза ее, огромные, серо-голубые, напоминали о грозовых тучах.
— Тебе меня не удержать, Эжени! — закричала она. — Я освобожусь, прикончу тебя и стану матерью наследника нашего отца!
— Господи Иисусе, — пробормотала я. — «Песня остается все такой же»*.
Удивительно, что Жасмин еще не щеголяла животом-мячиком. И вообще, говорила о беременности в будущем времени. Удивительно и очень-очень здорово. Но пророчество висело над нами обеими. И до сих пор никуда не делось. Сын дочери короля Бурь завоюет и поработит род человеческий. Правда, пророк не уточнил, сын какой именно дочери… Вот Жасмин и воспылала идеей обставить старшую сестру.
— Пророчество исполнится, — твердила Жасмин. — И тебе меня не остановить.
— С ума сошла? — спросила я. — Тебе всего пятнадцать! Рано даже заикаться о беременности, не говоря уже о том, чтобы порабощать миры. Господи, ты же там выросла. Знаешь, как Уилл скучает по тебе?
— Ненавижу их, — выхаркнула она. Судя по злобному выражению ее глаз, где-то вдалеке бушевала гроза. — Ненавижу всех. Даже его. Я чужая там и всегда была чужой. Мой дом здесь.
— Вот возьму и отправлю тебя в какой-нибудь закрытый католический пансион, — припугнула я.
Мысль меня развеселила.
— Им меня не удержать.
— Я пошутила. Разве сарказм — не наша семейная черта?