Фелисити и Ричи обменялись родственными поцелуями. Фелисити одарила его, как раздраженно отметила Делия, своим коронным мерцающим взглядом. Как-то так получилось, что Тео и Фелисити взяли на себя функции хозяина и хозяйки: они приветствовали Ричи, оттеснив при этом Люциуса и Джорджа, которые имели на то куда больше прав. Рэдли и компания были здесь самозванцами, гостями непрошеными, а сейчас и явно нежеланными.
Мелдон жестом собственника положил руку на плечо Джессики:
— Идем, Джеки, не будем устраивать сцену при посторонних.
Она резко стряхнула его руку:
— Не смей называть меня Джеки! И я буду устраивать столько сцен, сколько мне нужно! К твоему сведению, эти люди вовсе не посторонние. Они мои друзья, и мы все гости здесь, на вилле, причем званые гости в отличие от тебя.
— Из того, что я слышал, тебя тоже не звали. Ты притащилась за Делией, которая здесь по приглашению некоей покойницы, которой она раньше никогда не знала. Славное поместье, впрочем, — прибавил Ричи, поднимая взгляд на фасад. — Таит в себе много возможностей.
— Только не для тебя.
Как могла Джессика выйти за подобного человека?
— Волк в овечьей шкуре, — определила Марджори.
— Она как может старается от него избавиться, — заметил Уайлд.
— У нее ничего не выйдет. С таким невозможно спорить.
— Мы можем сказать, что у нас нет лишних кроватей.
— Тогда он уляжется в ее.
— Грубая сила могла бы сработать, — проговорил Люциус. — Или низкое коварство.
— Он похож на Босуэлла?
На миг Люциус непонимающе уставился на нее. Святые небеса, а ведь и верно: этот человек с волосами песочного цвета и холодными голубыми глазами — сводный брат Босуэлла. И быть может, именно поэтому не понравился ему с первого взгляда: голос был тем же самым, что он услышал на том итальянском холме, — громкий и диктаторски высокомерный, привыкший повелевать и привыкший к повиновению.
— К несчастью, да. Не похож на него внешне, но говорит также, как он. Сначала я не обратил внимания, но… да, похож.
У Джессики был вид как у загнанного зверя. Люциус видел, что она до дрожи ненавидит этого человека. И это не та ненависть, что является обратной стороной любви и так легко может обернуться страстью. Нет, на свет явилась тяжелая, безотчетная ненависть, глубокая внутренняя враждебность и отторжение. Презрение. Что же надо было сделать, чтобы заслужить такие чувства?
Джессика пошла с ним в дом, непрестанно и ожесточенно споря. Таксист ждал тем временем — откинувшись на спинку сиденья и лениво прикрыв глаза, как это свойственно итальянцам.
— Попросим его задержаться? — спросила Марджори.