В течение всего разговора папка с рисунками лежала на столе перед генералом. Он то и дело тыкал в нее пальцем, а однажды даже приподнял, взвесил на руке и с раздражением снова швырнул на стол.
Каленин был морально раздавлен. Никогда еще ему не было так стыдно. Он никак не мог взять в толк, как вообще все это могло произойти.
– Хорошо хоть, что вы пришли к нам, а не к журналистам каким-нибудь. – Генерал успокоился и говорил по-отечески, проникновенно. – А то сейчас модно: чуть что, бегут к прессе. Свобода, видишь ли! Чего только не пишут! Клевещут на советский строй! А тут как раз вы со своей фальшивкой – вот было бы шуму… Так что ступайте домой и выкиньте всю эту дурь из головы. Занимайтесь своим Буниным, Тургеневым каким-нибудь, а в политику не лезьте – не ваше это дело, товарищ литератор!
Упоминание Бунина окончательно добило Беркаса. Он, не поднимая головы, попрощался с генералом и уже на пороге кабинета вдруг остановился как гвоздем прибитый.
– Товарищ генерал! Спасибо за урок. Больше не буду… А можно мне на один рисунок взглянуть?
Генерал удивленно вскинул брови:
– Не насмотрелись, что ли?
– Да я, видите ли, рисованием стал увлекаться, – соврал Каленин, – меня карандашная техника на одном рисунке удивила. Можно?
– Ну валяй, – усмехнулся генерал. – Только у меня совещание через три минуты…
– Я мигом!
Каленин схватил папку, быстро пролистал, высматривая номер рисунка в нижнем правом углу…Вот! Клаудия Штайнман! Номер 16. Так, волосы! Шевалье написал про волосы. Каленин почувствовал, что у него от возбуждения и от страшной догадки трясутся руки! Ну да! Так и есть! Он же прямо с вокзала бросился на Лубянку! Архив не разворачивал, не рассматривал… Как завернули его в вагоне, так и отдал… Волосы!.. Нет у нее никаких странных залысин!.. Это другое лицо! Это не Клаудия Штайнман. Якобсен отдал ему поддельный архив! Но зачем?
…Месяцем позже, в самом центре Бонна, в маленьком уютном кинотеатре сидели в полупустом зале двое. Седой старик опирался подбородком на ручку трости, выполненной в виде головы леопарда, и не мигая смотрел на экран.
– Знаете, я переменил свое мнение о Копполе, – обратился он к своему собеседнику – импозантному мужчине, одетому в дорогое кашемировое пальто. – В Таллине я смотрел этот фильм на ужасной пиратской копии. Изображение чудовищное, звук – как ножом по стеклу. А сейчас вот вижу: хороший фильм! Сцена с вертолетами под музыку Вагнера великолепна!
– Я отвык беседовать с вами по-немецки, – отозвался второй. – Вам говорили, что у вас появился акцент?
– Ну, во-первых, я родился в Пскове, или в Плескау, как говорят немцы. Русский выучил раньше, чем немецкий. А во-вторых, сорок послевоенных лет прошли для меня без родного языка. Чего ж вы хотите? Сегодня я даже по-эстонски говорю чище, чем по-немецки. Вы уже начали работать с архивом?