Неужели ей нельзя заняться с ним любовью хотя бы разок, всего одну ночь? Неужели нельзя? Репутация ее все равно погублена.
Что она может потерять? Только свою девственность. Сердце ее уже давно принадлежит ему. Она взглянула через комнату на профиль Нэша. Его последняя ночь здесь. Ее последний шанс.
— Вам холодно? — прошептала она в темноту.
— Немного. Почему вы спрашиваете?
Вопрос повис в воздухе.
— Если хотите, можете спать здесь. Со мной.
Вот она это и сказала.
Последовала продолжительная пауза. Она даже подумала, что он ее не услышал. Потом из темноты послышался глубокий голос:
— Если я буду спать с вами, то не смогу устоять.
Мэдди проглотила комок в горле.
— Я не хочу, чтобы вы устояли.
Он молчал, и его силуэт на фоне огня в камине был неподвижен. В окна барабанил дождь.
— Я знаю, что у этого не будет продолжения, — сказала Мэдди. — Я знаю, что утром вы уедете, и ничего от вас не хочу, кроме этой единственной ночи.
— А что будет потом?
— Я вернусь с детьми в Лестершир.
— Но...
— Этот вопрос не подлежит обсуждению! — воскликнула она, не желая думать о будущем. — Но если вы меня не хотите, то...
— Я вас хочу, — прервал ее уверенный глубокий голос, от которого у нее перехватило дыхание. — Я хочу тебя, — повторил он, — но ты уверена в себе? Потому что, как только я окажусь в твоей постели, назад пути не будет.
— Я уверена, — почти шепотом ответила она, и это было правдой, несмотря на все ее сомнения и страхи.
Ее страшила перспектива прожить всю оставшуюся жизнь, горько сожалея о том, что не занялась любовью с Нэшем, и этот страх пересилил все прочие тревоги.
Услышав шуршание ткани, когда он отбросил одеяло, поднимаясь со своей постели, она собралась с духом, ожидая, что он сразу же явится в ее кровать. Но он ее удивил.
— Я подброшу в огонь дров. Не бойся, топлива тебе хватит — через несколько дней я пришлю к тебе человека с возом дров.
Это было подсознательное напоминание о его новом положении хозяина поместья. Такой жест, хотя и сделанный из самых добрых побуждений, лишь убедил бы жителей деревни, что она его любовница.
— Это будет чудесно, — сказала она.
Он мог сжечь хоть все запасы ее топлива — ей это было безразлично. Все равно она скоро уезжает.
«Сжечь ее дрова» звучало почти так же, как «сжечь ее мосты».
Эта единственная ночь принадлежала ей, она станет ее звездным часом, глубоко личным тайным воспоминанием, которое будет согревать ее в длинные одинокие ночи, ожидавшие ее впереди.
Она лежала тихо, едва дыша, и наблюдала, как он, чуть заметно хромая, передвигается по коттеджу. Ночная рубаха викария была узка ему в плечах, слишком широка в поясе и едва прикрывала бедра.