— Как ты смеешь так разговаривать с матерью? — вскипела Гунхильда. — Этому тебя научили в монастыре? — Она тряслась от гнева, но девушка заметила, что мать не смотрит ей прямо в глаза, как будто стараясь что-то скрыть.
«Амальрик прав, — подумала Хайделинда. — Они сошлись еще при жизни моего отца, и у Бьергюльфа были причины убрать своего брата и соперника!»
— Я хочу знать, от кого ты узнала о подобных мерзостях? — Герцогиня выпрямилась и смотрела на дочь с нескрываемой злобой. — Небось этот воображающий себя ученым аргосец?
— Я не посвящаю посторонних в дела семьи. Эрленд тут совершенно ни при чем! — отрезала девушка, испугавшись, что ее необдуманный порыв навлечет беду на возлюбленного. — Он предан герцогу, и у него нет причин распускать такие слухи.
— Тогда бездельник Ивар? — продолжала допытываться мать.
— Ему это тем более не принесло бы никакой выгоды… — усмехнулась Хайделинда.
— Тогда кто же?
— Я не могу тебе этого сказать, — твердо ответила девушка, к которой вернулось все ее самообладание, — Прошу тебя, не говори о нашем разговоре своему мужу!
— Уж можешь быть уверена, не скажу, — скривила губы Гунхильда. — Чтобы не сгореть от стыда, что моя дочь совершенно спятила, я лучше промолчу об этом!
— Тогда будем считать, что мы ни о чем не говорили. — Молодая герцогиня повернулась и вышла из комнаты, оставив мать в одиночестве.
Разговор оставил тягостное впечатление и только укрепил ее подозрения. Амальрик не солгал! Но неужели мать тоже замешана в гнусном злодеянии?! Хайделинда вдруг ощутила чувство жуткого, ледяного одиночества. Где Эрленд? Скорее, скорее найти его! Она почти бежала по галерее, и стук ее каблучков гулким эхом отдавался в пустынных каменных переходах замка.
Эрленд в это время возвращался в замок из поездки в соседнее графство. Он ехал быстрой рысью по лесной дороге, и на душе его одновременно было и легко, и тревожно. Он испытывал радость от предстоящей встречи с Хайделиндой, с которой не виделся два дня, и в то же время его мысли омрачала обстоятельства, связанные с герцогом Бьергюльфом и загадочным убийством.
Ему хотелось действовать, чтобы уберечь молодую герцогиню от возможных посягательств на ее жизнь — а Эрленд совсем не исключал такого поворота событий со стороны Бьергюльфа. Однако пока было совсем неясно, что делать, тем более что Хайделинду привлечь в качестве своей союзницы в этом деле он не мог. Конан запретил ему даже заикаться об этом, а варвара Эрленд уважал и всегда прислушивался к его мнению. От тревожных мыслей голова у аргосца шла кругом, и он не замечал красоты и очарования расцветших лугов и буйной зелени набирающего летнюю силу леса. Ко всему прочему, с тех пор как они вернулись в Хельсингер, ему ни разу не удалось побыть наедине с Хайделиндой, и это угнетало его больше всего остального.