— И оттуда и расползается?
— Прямо с дачного поселка пошла, — подтвердил он. — Самый эпицентр.
— Это у вас первое подтверждение, что ли? — немного удивился я. — Не догадывались пока?
— Не первое, — ответил он, перекладывая себе шашлык на тарелку. — Локализовали еще место расстрела немцами наших военнопленных, фронт недалеко ведь был, и есть совсем историческое место, там еще при местном царе-тиране-батюшке бунтовщикам головы рубили массово, его тут тоже все знали, даже в краеведческом музее экспозиция была.
— То есть три точки уже?
— Именно. Достаточная статистическая база получается.
Я задумался. Милославский, помню, мне сказал что-то насчет того, что «одна насильственная смерть дает такой выброс энергии, что может проколоть все миры насквозь». За точность цитаты не ручаюсь, но смысл примерно такой.
— Погоди…, - задумался я вслух, — …а когда адаптанты жертву принесли, и я сюда провалился… это же процесс задом наперед идет, так? Убивали здесь, а дыра в моем слое появилась, нет?
— Не гони программу, — прервал меня Иван. — С этим не разобрались до конца. Будет теория — расскажу, обещаю. Там не все понятно, а сочинять на ходу не хочу. Поговорили — и будет, что мог, то рассказал, и даже больше. Понял?
— Так точно, товарищ научный руководитель группы, — кивнул я, задумавшись. — Не смею дальше беспокоить.
Ладно, хоть что-то, но сказали, появилась информация для размышления.
* * *
В воскресенье проснулись поздно, выспавшись от души — лучший способ борьбы с похмельем, которое было неизбежно после вчерашних посиделок в «Телави». Пока Настя раскочегаривала плитку под чайником, я выложил на кухонный стол переданную Иваном папку. Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы…
— Это что? — спросила Настя, заглянув через плечо.
— Милославский прислал, а Иван отдал вчера, на банкете, — ответил я, берясь за карандаш.
— А точнее?
— Очередной опросник по моему слою действительности, — сказал я, поставив первую галочку у первого пункта. — Что-то он все Милославскому покою не дает. Тогда вопросов на двести ответил, а сейчас…, - я заглянул в последний лист, хмыкнул и сказал: — И сейчас триста восемьдесят семь.
Те самые пресловутые двести вопросов Милославский задавал мне сам, делая пометки в разложенных листочках, а теперь прислали в письменном виде новые вопросы. Причем все по моему «слою действительности», от нормальных до идиотских, про «грудь певички Симанович», например, или про какое-то идиотское шоу по телевидению. Похоже, что Милославского большего всего интересует точная идентификация места, откуда я сюда провалился, вот и выкапывает как можно больше всяких деталей. Большинство, кстати, из тех что я сам знаю, совпадали, лишь некоторые отличались. А кое-что я просто не знал, потому что того же телевизора был не большим любителем.