«А вообще, все эти истории чертовски похожи на массовые галлюцинации, возможно, на „Марии Селесте“ происходит нечто похожее — чистый спирт может вызвать и массовый психоз, и массовый глюк. И уже после того, как все закончится, последний выживший в неравной схватке с морским дьяволом, проспавшись, сообразит, что надо уносить ноги. Он избавится от тел, возьмет единственную шлюпку, запас провианта и смоется с корабля», — рассуждал Павел, поглядывая на ярко-синие волны океана и на стоящего рядом человека. Нет, не похож он на запойного, а делирий развивается у лиц «со стажем» не менее пяти или семи лет. Руки у мальчишки не дрожат, речь не нарушена, и рассуждает он здраво. Ну, почти здраво, если не считать того, что парень боится разъяренной, обиженной призрачной женщины. Так, что он там говорил в самом начале, с кого она начала? Рыжий Хельмут, кажется? А это еще кто такой, откуда он взялся на «Марии Селесте»? О нем, как и о Клаусе фон Штейнене, в судовом журнале не было ни слова. «Не корабль, а Ноев ковчег какой-то. Где капитан только понабрал их, интересно? И как только сам не путался в своих пассажирах?» — Павел покосился на опечаленного юношу еще раз и нарочито небрежно спросил:
— А кто такой Рыжий Хельмут? И что с ним произошло?
— Это наш кот, он давно жил здесь. А две недели назад мы нашли его, как и Лоренсонов, на палубе — дохлым, перекошенным, с раскрытой пастью и высунутым языком. Амазонка начала с него…
«На кошках тренировалась», — Павел не смог сдержать так не вовремя появившейся улыбки и отвернулся, чтобы не смутить погрустневшего еще больше юношу, а тот договорил:
— Потом все было спокойно, потом умер Эндрю Джиллинг. Дальше вы все видели сами. Это мое мнение, но лучше бы вам было остаться посреди океана, — предостерегающе произнес молодой матрос.
«Ага, за миллион долларов провести сутки в открытом море. Это можно устроить в любой день, в более комфортной обстановке и в более приятной компании. И все обойдется гораздо дешевле», — последние, сказанные матросом слова заставили Павла ухмыльнуться. Он уже собрался возразить молодому человеку, как за их спинами раздался недовольный голос Ричардсона:
— Эдвард, иди сюда, и побыстрее, сколько можно тебя ждать?!
— О, это меня! Прошу прощенья. — Юноша быстро выколотил из трубки выгоревший табак, подхватил с палубы пустое ведро и бросился на зов помощника капитана.
«Отбивной адмирал, ветчинный принц, сальная тряпка, кастрюльный комендант», — Павел мигом припомнил весь набор пренебрежительных прозвищ, которыми матросы награждали своих «кормильцев». И не зря, надо сказать. По свидетельству очевидцев, большинство коков отличалось как физической, так и нравственной нечистоплотностью. Как правило, они ходили в засаленной одежде, нередко были капитанскими осведомителями, постоянно сидели в тепле, утаивали для себя и своих любимчиков лакомые кусочки, а пищу для экипажа готовили кое-как. Но этот мальчишка производит приятное впечатление — во всяком случае, одежда на нем чистая, а страх и растерянность в голосе и взгляде кажутся искренними.