Врач с досадой ударил рукоятью ножа в центр тяжелого блюда, и оно разлетелось на пять крупных осколков.
— Мне пришлось стать одним из них, чтобы выжить, — выучить их язык, есть их пищу, научиться охотиться и даже участвовать в ритуалах. Мне даже полагалась жена, и не одна, — с достоинством сообщил еще одну подробность своей жизни в джунглях врач, — и мне пришлось согласиться. У них интересные обычаи: жена и дети живут отдельно от мужа. И жена никогда не осмелится войти в хижину своего супруга и лишь смиренно приносит ему пищу на порог его жилища. Так было и со мной, но моя жена боялась меня, она всячески давала мне это понять, а ее родители меня, кажется, ненавидели. Зато они все вздохнули свободно, когда я покинул их, а этого момента мне пришлось ждать почти два года. Я сбежал, заявив однажды, что мне необходимо совершить жертвоприношение своему богу. И отправился, словно на охоту, за мной никто ни шел, не следил, не сопровождал, как обычно. И у меня все получилось — я перебрался через реку и почти через месяц блужданий по джунглям добрался до небольшого поселка. К счастью, племя, обитавшее там, оказалось мирным — они выращивали кукурузу и овощи и помогли мне построить лодку. Река привела меня к другому поселению, и там я наконец впервые за долгое время встретил белого человека. Он не стал меня ни о чем расспрашивать, а просто дал одежду и назвал мне мое новое имя. Так из Пауля Фердинанда и превратился в Клауса фон Штейнена. Этот добрый человек подсказал мне, что делать дальше, и благодаря его помощи я добрался до Нью-Йорка, где и сел на эту чертову бригантину. Я думал, что все закончилось, что все позади, но я говорил вам, что аураке очень мстительны, они помнят любое, даже самое крохотное зло и готовы мстить за него до смерти — своей или обидчика, неважно. И они настигли меня, выследили даже здесь, здесь, среди воды. — Речь врача снова стала бессвязной, глаза его распахнулись, а губы задрожали, как у готового расплакаться ребенка. Но руки фон Штейнена не дрожали, пальцы его правой руки стиснули рукоять ножа, а левой врач старательно, как расческой, приглаживал вздыбленные седые волосы на голове.
— Подождите, Клаус, простите, Пауль, — встрепенулся Павел.
Врач снова был близок к аффекту, а нож, даже столовый, в умелых руках представлял собой грозное оружие. Надо отвлечь человека от рвущих душу воспоминаний, хоть уже поздно. Шизофрения, если переводить дословно, означает «расщепление души», разум врача почти мертв, вернее, навсегда остался там, в разгромленном индейцами племени аураке лагере пропавшей на Амазонке экспедиции. Увидевший изуродованные трупы товарищей человек по определению не может пережить это без последствий для своей психики, и случившееся несколько лет назад объясняет все. Не хватает только одной детали, и пока непонятно, является ли она частью общей картины или ею можно пренебречь.