— И знаете, Патрик, кого мне жалко больше всех? Нашего кота — это был прекрасный, воспитанный и очень чистоплотный зверь. Софи так любила играть с ним, и кот ни разу не оцарапал девочку. А сегодня, вернее, вчера вечером мне пришлось дать дочке снотворного, чтобы она не плакала и не звала меня. И не отвлекала Бриггса — он ненавидел детский плач и становился невменяемым, таким же, как фон Штейнен. А вы, Патрик, вы производите впечатление приличного человека, поэтому я не позволю вам долго мучиться. Я убью вас так же, как и безумного врача, — вы оба оказались здесь случайно, и оба очень помогли мне. Я оценила эту игрушку и намерена оставить ее себе.
Сквозь заполнивший каюту зеленоватый туман Павел смог рассмотреть в руках у Сары свою «Беретту».
— Я пристрелю вас, а ваше тело скину в океан. Рыбам все равно, от чего вы умерли — от болезни, яда или пули. Они охотно обглодают ваши кости, а я со своей девочкой буду дрейфовать на «Марии Селесте» до тех пор, пока не увижу землю. Я видела карту и знаю, что до Азорских островов недалеко — не больше десяти-пятнадцати миль. Затем я спущу на воду шлюпку, возьму с собой запас еды и воды и доберусь до берега. А там я что-нибудь придумаю, у Бриггса в каюте есть деньги — английские фунты стерлингов и доллары, у меня есть кое-какие драгоценности, хотя и без них я не пропаду. Никто и никогда не узнает правды о том, что здесь произошло, пусть люди думают все, что им угодно. Я затеряюсь в этом мире, как песчинка на морском берегу, и мне плевать, что я больше никогда не увижу своего сына. Он слишком похож на своего отца, а одно его имя вызывает во мне отвращение и ненависть. Прощайте, Патрик.
Сара приблизилась к Павлу, нагнулась и коснулась губами его лба. Павел скосил глаза в сторону и через силу, как во сне или в бреду, под наркозом, поднял правую руку и схватил Сару за запястье. Женщина вскрикнула, вырвалась и отшатнулась, рука Павла тяжело рухнула на обитое шерстяной тканью сиденье дивана, пальцы сжались, как крючки «вешалки». А в них появилось что-то длинное и блестящее, и Павлу сначала показалось, что это оправа очков с разбитыми стеклами, похожая на ту, что гордо таскал на носу несчастный фон Штейнен. Сара подняла пистолет и снова вскрикнула, опустила «Беретту», лицо женщины размыло туманом, контуры фигуры расплылись, а изумрудно-зеленый цвет ее платья слился с густевшим мраком. Сара прокричала что-то — коротко, отчаянно и жалобно, но было поздно. Последняя жертва ускользнула из ее рук, сбежала, чтобы поведать миру о женской любви и коварстве, древнем, как океан, как сама жизнь и смерть. А вот и она, «девушка с косой», снова здесь, только уже близко, но так близко, на расстояние вытянутой руки она приблизилась к Павлу впервые. Подошла легкой походкой, остановилась напротив и медленно, словно нехотя, подняла голову и стащила с нее капюшон черного плаща. И улыбнулась во всю свою мерзкую бездонную пасть. Но очень быстро, словно устыдившись, прекратила гримасничать и, как хамелеон, изменила цвет — ее одежды стали белыми. Это что у нее — новая униформа? И помощники появились, причем сразу несколько… А улыбка — это не улыбка вовсе, а медицинская маска на лице человека, и тот что-то бормочет из-под нее невнятно. Но по голосу понятно, что чего-то хочет, и это что-то нужно отдать ему немедленно, прямо сейчас. Не отходя от кассы, вернее, от больничной койки, на которой пришел в себя Павел.