Да, много лет прошло. А вот сейчас Кийоши стоит и молчит. Мог бы сказать что-нибудь утешительное. Впрочем, винить его не за что. Какое отношение имеет он к отъезду моей матери?
— Извини, что психанула, — пошла я на мировую, хотя голос прозвучал не слишком дружелюбно. — Я понимаю, ты действительно хотел мне помочь.
— Ладно, все нормально.
Кийоши опустился на колени рядом со мной и задумался в нерешительности: то ли похлопать меня по плечу, то ли взъерошить мне волосы. Он часто так делал, когда мы еще учились в начальной школе. Но сейчас такие жесты выглядели бы глупо — ведь мы уже взрослые.
— Ты как, ничего? — спросил он.
Я молча кивнула.
— Тогда пошли. Отец готовит нам на ужин спагетти. Он только что вернулся из больницы. Навешал своих прихожан.
— А пастор Като в курсе? Только не увиливай.
— Да, он все знает.
— А ты?
Кийоши кивнул.
Мы поднялись и направились к дому. Внезапно я остановилась.
— Обещай мне одну вещь.
— Какую?
— Не говори матери о том, что я натворила, — указала я на камелию, под которой валялись пустые ящики и полудохлая рассада.
Кийоши слегка прищурился, о чем-то раздумывая. Он никогда не лжет — правдолюбец похлеще меня.
— Не говори, — повторила я, — а то она будет беспокоиться, жалеть меня.
— Она и так тебя жалеет.
Его прямота ошарашила меня, хотя и не огорчила. По крайней мере, он откровенен.
— Ну, тогда не нужно ее лишний раз расстраивать.
— Хорошо, я про цветы не скажу.
Выключив свет во всем доме, мы вышли через переднюю дверь. Когда я ее запирала, ключ повернулся в замке с трудом, словно нехотя.
«До свиданья, дом», — произнесла я про себя, и в эти секунды мне показалось, что наше жилище осело и покосилось. Я взглянула на темные окна своей комнаты, которую всегда любила. Особенно хорошо было в ней осенью, когда деревья за окнами окрашивались в цвета заката — огненно-желтый и багряный. Сидя на кровати, я представляла себе, будто плыву по небу на воздушном шаре, а вокруг — облака, освещенные заходящим солнцем. Теперь это кажется просто дикостью: как можно было радоваться жизни, когда внизу, на первом этаже, мама сходила с ума в тщетном ожидании непутевого мужа? Что за чушь — рисовать в воображении идиотские воздушные шары, когда она решала вопрос о своем отъезде! Мне пришла на память ее фраза: «Если я сейчас не расстанусь с твоим отцом, то не доживу до того времени, как ты станешь взрослой». Она хотела сказать, что страдания убивают ее. Почему же я не проявила сочувствия, понимания? Обычный эгоизм? Меня пробрал озноб, голова закружилась. Я повернулась к дому спиной и больше на него не оглядывалась.