После долгого молчания доктор Мидзутани ласково проговорила:
— Прошу прошения, вам, должно быть, нелегко.
У меня на глаза навернулись слезы. Не надо было ей разговаривать со мной так ласково. Я отвернулась и уставилась в боковое стекло, делая вид, будто разглядываю проносящийся мимо ландшафт, но слез сдержать не смогла. Доктор Мидзутани протянула мне носовой платок. Я вытерла глаза.
— В таких ситуациях не знаешь, как поступать, — заметила доктор. — Все люди ведут себя по-разному. Вы ищете сочувствия, утешения или вы сильная натура и никогда не плачете?
— Считайте, что достаточно сильная. Ненавижу плакать на людях.
— Я тоже, — сказала она и, помолчав, добавила: — Впрочем, ненавижу плакать, даже когда одна.
Голос у нее слегка дрогнул. Может, вспомнила какое-то грустное событие или прониклась сочувствием ко мне. Да, эту женщину трудно себе представить плачущей.
Остаток дороги мы проехали в полном молчании. Уже перед самым домом доктор, положив руку на сумку со свиристелем, произнесла:
— Птичке повезло, что вы ее обнаружили. Если бы не вы, она бы умерла от истощения.
Потом припарковала машину и выключила двигатель.
— Помочь вам донести вещи?
— Нет, спасибо, — быстро отреагировала я. Не хватает только, чтобы она наткнулась на бабушку и услышала ее истошные вопли.
— Хорошо. Значит, жду вас через неделю. В случае чего звоните.
— Договорились.
Взяв сумку с птицей, сачок и пакет, я открыла дверцу пикапа.
— Послушайте, — сказала доктор, — я действительно рада нашему знакомству.
— Спасибо.
В ответ надо было произнести что-нибудь аналогичное, типа «мне тоже приятно было познакомиться», но машина уже отъехала. Посмотрев ей вслед, я направилась домой. От предвкушения встречи с бабушкой меня слегка затошнило.
Бабушка оказалась в прихожей — орудовала шваброй. Такое впечатление, что ее темно-коричневое кимоно сшито из опавших листьев. Да и сама она напоминает иссохшее деревце — тощая, костлявая, морщинистая. Почему же я так боюсь ее? Она гораздо ниже меня, и мой взгляд упирается прямо в ее макушку, в венчик ломких и тонких волос стального цвета. Но возникает ощущение, что это она грозно возвышается надо мной, будто осадная башня. И я заранее начинаю трусить, как в свое время трусила моя мать.
— Где ты пропадала? — резко бросает она.
— Ходила к доктору Мидзутани, она живет на холме.
Я стараюсь произносить слова как можно отчетливей, не то она снова придерется: мол, бормочу что-то под нос.
Но бабушку уже не интересует, где я была и что делала. Она уставилась на сумку с птицей и сачок.
— Я нашла раненую птицу, отнесла ее к доктору, а та вернула ее мне, чтобы я за ней ухаживала. Это свиристель. Поживет неделю в моей комнате.