В прошлом году на Пасху, на восходе солнца, пастор Като читал отрывок из Библии, о двух апостолах, встретивших по пути в Эммаус Иисуса Христа. Они пошли вместе с ним, не зная, кто он. Прозрели они лишь спустя несколько часов, увидев, как их спутник благословил перед едой хлеб. Они узнали жест, выражение лица, услышали знакомые интонации речи. И в этот момент Иисус исчез. Переполненные радостью, апостолы поспешили обратно в Иерусалим, чтобы поделиться со всеми чудесной вестью.
В то раннее утро, стоя в церкви между матерью и госпожой Като, я в который раз слышала этот рассказ и хотела опять поверить в божественные чудеса. Иисус представлялся мне давним другом — кем-то, чьи жесты и голос я бы тоже узнала. Но когда мы вернулись домой, в моей голове что-то перевернулось. Ведь когда Иисус встретил апостолов, они глубоко скорбели о его смерти. Приняв его за обычного путника, пришедшего из дальних краев и не знающего о трагических событиях, они рассказали ему о том, как Иисуса распяли на кресте. Мне показалось поведение Иисуса в этом эпизоде недостойным. Он должен был сразу открыться друзьям, а вместо этого устроил им испытание, выжидая, что они скажут, и проверяя крепость их веры. По-моему, это нечестно и жестоко. Сын Божий не должен играть друзьями в такие игры. Сегодня, вспоминая это, я нахожу, что была тогда права в своих оценках. И не жалею, что рассталась с церковью раз и навсегда. Бросив последний взгляд на море, я повернулась и быстро зашагала вверх по холму.
Я пришла на два часа раньше обычного, но доктор Мидзутани оставила дверь открытой. Сама она уже хлопотала в заднем помещении лечебницы. Едва войдя, я сразу услышала оживленное чириканье. Доктор отложила шприц, с которым стояла над небольшой коробкой, расположенной на подушечке с подогревом. Из нее виднелись крошечные, меньше моего ногтя, птичьи головки. Тут мне отчего-то вспомнилась рассада, выращенная матерью и выброшенная под камелию. Кто я такая, чтобы помогать ветеринару лечить птиц, когда я даже с растениями не справилась?
— Вы пришли как раз вовремя — поможете покормить воробушков, — сказала доктор, вручая мне шприц и подтолкнув поближе миску с густой коричневой массой, похожей на остывший суп, сваренный по неизвестному рецепту.
Три птенчика в коробке совершенно не похожи на воробьев. Глаза — навыкате, головки — розовые и лысые. Они скорее напоминают больных лягушат, у которых отросло почему-то по нескольку перьев. Они жалобно пищат, тянутся вверх и машут костлявыми ручонками. Теоретически это крылья, но пока что лишь кожа да кости. Хотя безобразнее этих птенцов я, кажется, в жизни ничего не видела, к горлу подступает комок. Мне становится их жалко, будто передо мной худющие купальщики, не умеющие плавать. Они отчаянно колотят по воде руками и ногами и зовут на помощь.