Но первый отряд уже налетел, и все смешалось в горячке боя.
Первых нападавших Даждь просто смахнул с седел. Хорс помог крутнулся, увеличивая размах. Пять или шесть всадников скатились в снег и были затоптаны конями второго ряда. Оставшись без седоков, кони заметались, мешая всем.
Схватив дерево поудобнее, как палицу, Даждь крушил всадников, не давая им приблизиться. Меченосцев и пращников он сбивал наземь, копьеносцев оглушал. Смутно, краем сознания, он слышал, как хрустят сломанные кости и гулко трескаются черепа, бил и по всадникам, и по лошадям с одинаковой яростью и старался не считать врагов, кто уже пал и сколько еще уцелело.
Снег был усеян трупами. Даждь вертелся на пляшущем Хорее так, что к нему не решались подойти. Вокруг витязя образовался круг.
Несколько раз, слившись в одно целое, конь и всадник кидались вперед. Наименее проворные падали под ударами дубины, конец которой уже потемнел от крови и немного измочалился. Вражеских коней Хорс хватал зубами, позволяя Даждю добить еще одного врага.
В воздух взлетали стрелы и бессильно впивались в дерево — Даждь перехватывал их в полете. У стрелков не было возможности пристреляться, так как их цель постоянно двигалась. Однако, несмотря на то что наемники теряли и теряли всадников и лошадей — пешими выступали в основном оборотни, — кольцо постепенно сжималось. Ощетинившись и чуть не рыча, Хорс все чаще отступал, и Даждь вскоре понял — надо спасаться.
Но вот впереди, за спинами окруживших его воинов, за рядами пешцев–оборотней мелькнуло несколько всадников. Совсем малая горстка, но оттуда вдруг раздался отчаянный крик ребенка.
Голос своего сына Даждь узнал бы из тысячи других. Казалось, что ребенок отчаянно звал отца на помощь, молил о спасении. Забыв обо всем — и о том, что это наверняка ловушка, — Даждь очертя голову ринулся вперед.
Засвистела, вращаясь над головой, дубина, замелькали перекошенные лица, встающие на дыбы кони без всадников, захрустели ломающиеся копья и кости, крики ярости и боли слились в гулкий шум, над которым реял, как парус над бурным морем, крик младенца. И Даждь, как слепой, рвался на этот крик.
Он сам не заметил в угаре боя, как двинулись вперед пешие оборотни и как увяз в них Хорс, отчаянным ржанием подавая знак хозяину. Даждь не увидел, как пошли в ход мечи. Не услышал, как хрустнула в его руках надрубленная дубина. Он не понял, когда и как остался без оружия, но твердо знал, что даже голыми руками еще продолжал сражаться и еще убивал, прежде чем сразу десять человек повисли на нем, своей тяжестью смиряя его силу и уволакивая за собой.