Она вдруг застонала низко, с рыком, упираясь головой в живот пекленцу и словно стараясь уползти от чего‑то. Чрево ее содрогнулось. Страшное лицо с оскаленными зубами напугало Падуба, он отшатнулся, но в это время Жива наклонилась над роженицей и почти силой вытащила младенца.
Златогорка застонала последний раз, еле слышно, и закрыла глаза. Голова ее беспомощно склонилась набок, и она обмякла.
Второпях не зная, за что схватиться, Падуб наклонился над нею, слушая сердце. Но женщина была жива и дышала мерно и неглубоко. Тогда он поднял глаза на Живу.
Та возилась с младенцем, очищая его личико и головку.
— Вот они, золотые волосики! — воскликнула. она, приветствуя новорожденного шлепком. — А я уж думала, что мне померещилось!
— Что? — шепнул Падуб.
Мы хотели первыми родиться, — продолжала Жива, воркуя над ребенком, — да братик нам не дал — вперед протиснулся. А мы на это разобиделись и вообще решили не рождаться, так, что ли? Ишь ты, какой хитрый! — Жива улыбнулась. — А ну, давай, крикни, покажи, каков ты на самом деле!
Она шлепнула ребенка посильнее, и он залился на всю баню басистым плачем.
Его крик пробудил обеспамятевшую Златогорку. Она с усилием подняла голову и, разлепив веки, хрипло выдохнула: Живой?..
— Еще какой живой! — весело отозвалась Жива.
— Дочь?..
— Радуйся, мать, — торжественно сказала Жива, передавая ребенка ей на руки, — второго сына родила!
Она потянулась за ниткой и ножом перерезать пуповину, но Златогорка вместо того, чтобы приласкать новорожденного, поникла головой.
— Вот теперь воин, — печально. прошептала она. — Умру я!
— Глупости! — Жива улыбалась, как девочка. — Слышала, мать, какой у него голос? Нет, он будет певцом — гусляром и сказителем! Отец его так сладко поет — заслушаться можно! А сын его перепоет… Расти скорее, голосистый петушок! — добавила она, обращаясь к младенцу. — Вот родит тебе мать сестрицу, вырастет она, оженят ее с моим сыночком — кто на их свадьбе петь станет?.. Кроме тебя — некому!
Слушая веселую болтовню Живы, Златогорка понемногу воспрянула духом и с нежностью прижала младенца к груди.
— Первого сына мы потеряли, — молвила она, — а вот другой нам в утешенье. Даждь вернется — обрадую его...
Жива и Падуб переглянулись при этих словах. Брови женщины страдальчески дрогнули, да и сам Падуб с каждой минутой все сильнее и острее чувствовал надвигающуюся беду.
Златогорка сама поднялась и осторожно ходила по бане, помогая Живе. А потом дошла до дома, где, несмотря на уговоры, затопила печь и, уложив сына, занялась хозяйством. Жива кинулась было ей помогать, но Златогорка остановила ее.