Он хотел было спорить, но сдержал свое раздражение и, распахнув двери, вышел на улицу.
Поймав такси и усадив в нее Эбигейл, Итан назвал водителю ее адрес и, сделав прощальный взмах рукой, отступил в сторону.
Он запомнил адрес, подумалось ей с легкой дрожью, когда машина уже отъехала от отеля. Он не обманывал ее, когда говорил, что знает, где она живет.
Она боялась, что Итан снова появится в магазине в субботу утром, и ей стало легче, когда в двенадцать закрыли двери, а он так и не пришел. В промежутках между обслуживанием посетителей Элиза развлекала ее рассказом о вчерашнем спектакле и, казалось, не замечала, что подруга находится в состоянии нервного напряжения.
После полудня, по возвращении домой, Эбигейл обычно занималась уборкой. Она заполнила уже стиральную машину и пылесосила ковер, когда зазвонил телефон; она подняла трубку, выключив пылесос ногой.
— Эбигейл? — звучно произнес Итан, когда шум мотора умолк.
У нее возникло искушение бросить трубку, но она подавила этот ребяческий импульс и сказала:
— Да.
— У тебя все в порядке?
Вздрогнув от этого вопроса, она ответила:
— А почему бы и нет?
— Я думал… ты была такой расстроенной вчера вечером.
— Если это и так, неужели ты думал, что твой звонок может поправить дело?
— Пожалуй, нет. — Его голос прозвучал как-то сдавленно. — Но мне нужно было знать.
— Ваша озабоченность принята во внимание.
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Ты выражаешься как политик.
Его смех, такой теплый и интимный, сразу вызвал в ее памяти его лицо, и она точно наяву увидела крохотные складки в углах его рта и веселый блеск карих глаз. Ее рука сжала трубку.
— Когда я смогу увидеть тебя снова? — неожиданно спросил Итан и быстро добавил — Не вешай трубку, пожалуйста.
Эбигейл колебалась.
— Мне кажется, ответ был заранее ясен. Я не хочу…
— Я отказываюсь верить, — возразил он с ноткой нетерпения в голосе, — что ты все время играла роль. Никто не смог бы так искренне сыграть, никакая актриса.
— Ты и понятия не имеешь, какая я хорошая актриса. Или, быть может, тебе невыносима мысль, что тебе отплатили той же монетой?
Последовало долгое молчание, как если бы он обдумывал ее слова. Затем он сказал:
— Тебе и в самом деле доставило удовольствие ломать передо мной комедию?
Это не доставило ей никакого удовольствия. Она чувствовала себя разбитой, испуганной и виноватой, и это чувство ни на миг не оставляло ее, хотя она была убеждена, что он заслуживал того, что получил, и даже больше.
— Да, — решительно сказала она.
К ее удивлению, он опять рассмеялся негромким вибрирующим смехом.