— А он не был моим. — Мел повернулся к ней лицом. — Я предупредил Ванессу перед тем, как она вышла за меня замуж, что не могу подарить ей детей. Она и сама всегда утверждала, что не хочет их иметь. Физические изменения, связанные с беременностью, страшно пугали ее. К тому же она очень боялась боли…
У Эбигейл на мгновение закружилась голова, дыхание перехватило.
Мел долго рассматривал носки своих до блеска начищенных туфель, прежде чем поднял глаза.
— Ирония в том, что я наверняка принял бы ее ребенка как своего собственного, как только бы первое… разочарование прошло. Не то чтобы я не знал о ее связях на стороне. Она никогда не была чересчур осмотрительна, и ей трудно было скрыть это от меня.
В голосе его не чувствовалось особой горечи, скорее, в нем была досада и печаль, которые он не без успеха старался скрыть своим ровным сдержанным тоном и спокойным выражением лица.
А что, если его очевидная холодность, та дистанция, которую он держал между собой и своей женой в то лето, была просто попыткой смягчить боль своего раненого сердца?
— И ты продолжал любить ее, — пробормотала Эбигейл. На сердце у нее было тяжело.
— Да, — согласился он, — до самого конца. Но не так, как в начале, когда я влюбился, как мальчишка, и сдуру попросил ее выйти за меня замуж. И не так, как любят взрослые, равные друг другу люди. Скорее так, как любят капризного ребенка, который слишком неопытен, чтобы знать, что некоторые вещи очень хрупки и осколки уже не склеить. Ванесса была такой очаровательной маленькой девочкой, которая так никогда и не повзрослела. Даже ты, Эбби, в свои тринадцать казалась более взрослой, чем она.
Но недостаточно взрослой, чтобы понять все подводные течения и догадаться, что ее любимая сводная сестра была менее совершенной и вовсе не обиженной на Итана, как полагала Эбигейл.
— О, Мел, прости меня, — сказала она. — Я ничего этого не знала…
Оказывается, носить записки от Ванессы к Итану было не такой уж безобидной игрой. Гордясь тем, что сводная сестра считает ее достаточно взрослой, чтобы доверять ей важные секреты, она слепо принимала всю критику Ванессы в адрес мужа и со свойственной юности склонностью видеть мир в розовом свете симпатизировала молодому и более привлекательному мужчине. Только теперь горькое признание Мела открыло ей глаза. Только теперь она задумалась о странной инфантильности, с которой Ванесса так и не рассталась до конца жизни, с которой она, уже взрослая женщина, сделала тринадцатилетнюю девочку своим доверенным лицом и использовала как посредницу.