Она отказалась. Верховный тогда сверкнул глазами и вслух повторил то, о чём она подумала. О том, что она отняла у него ВСЁ. И теперь она ему ДОЛЖНА.
— Так что не дури! Иди и работай! Не хочешь с ним встречаться — ради Бога. Сиди в Управе и пиши. В каждый номер. Шевцов тебе кабинет выделит.
Палыч, затеявший всю эту катавасию, показал большой палец. Мол, выделю, выделю.
И Марина сделала это. Тонко, умно, ненавязчиво объясняя людям, как им повезло. Какие перспективы их ожидают в будущем, и при этом ни разу умудрилась не упомянуть о Ходоке. О том, кто все эти перспективы будет обеспечивать. Впрочем, народ тут жил совсем не глупый и прекрасно всё понял. В тему пошли и статьи местного врача о том, какой ценой Ходоку далось их благополучие.
И люди оттаяли.
— Так что с Максимом?
Марина решила временно позабыть о прозрачных намёках и постаралась сосредоточиться на разговоре.
— Тут вот какое дело, — Шевцов выглядел по-настоящему озабоченным, — он ничего взамен не просит. Совсем. Он живёт у хозяина Дубровки. В его доме. У него даже нет отдельной комнаты. У него ничего нет. Ни кола, ни двора. Он нигде не получает зарплату за свою работу. Ни у нас, ни на большой земле. Хотя, вроде бы, должен. Москва в панике. Да и я…
Шевцов посмотрел на Кузьмина.
… мы, если честно, тоже. Здесь его кроме дружбы с Дубиниными ничего не держит. Ты поняла? Вообще. Нам остаётся с Дубининых пылинки сдувать и молиться на то, чтобы с их дружбой ничего не случилось. Максиму нужен ещё один… якорь. Ты поняла?
Женщина встала и гордо подняла подбородок.
— Я…
— Молчать! Сядьте, старший лейтенант Егорова.
Кузьмин сверлил её глазами.
— Ты заварила эту кашу — тебе её и расхлёбывать. Выполнять!
Алма-Ата
Февраль 2014 г.
Когда Сам рассказал ему о том, кто был тот человек, которого он вытащил из Алма-Аты и отвёз в Москву, он не поверил. Подполковник Кошечкин решил, что у президента на старости лет прорезалось чувство юмора. Внешне он никак это не показал, но Хозяин его прочёл как открытую книгу. Всё же за плечами президента была та ещё школа. Он отвёл его в свой личный кабинет и показал ему кино. А потом поставил по стойке смирно и ПРИКАЗАЛ ему верить.
Подполковник Кошечкин понял, что 'попал'. Отсюда, из этой комнаты, было только два выхода. На тот свет или верить. Он едва не щёлкнул каблуками, вытянулся и рубанул.
— Есть верить!
Развернулся и пошёл служить.
— Кошечкин, смотрю я на тебя и знаешь, кого я вижу?
Подполковник устало вытянулся в кресле в своём 'зазеркалье'.
— Кого?
Максим с удовольствием хомячил плитку шоколада, а потому был невнятен и сладок без меры.