— Теперь что? — спросила она в микрофон.
— В последнем варианте фразировка смазана. Давай попробуем еще раз. Теперь потяни ноту чуть подольше, потом соскользни в сопровождение. Раз-два, раз-два-три, — произнес он для большей выразительности.
Несмотря на отчаяние, она кивнула, инстинктивно чувствуя, что Гэри прав.
— На счет «три», Алекс.
В наушниках снова зазвучала музыка, и Алекс запела. На этот раз фразировка была идеальной, и она закончила песню без помех.
— Есть! — прогремел в микрофон Гэри. — Выпей чаю с медом и попробуем записать еще одну, и на сегодня все.
— Больше не могу, — запротестовала Алекс. — Мне надо немного поспать.
— Чай тебя подбодрит. Сделаем еще одну.
Мгновение она колебалась, потом нехотя кивнула.
Лен вошел в студию и протянул ей дымящуюся чашку с чаем.
— Это было здорово, Алекс. — Он присел напротив нее. — Твой голос никогда еще не звучал лучше.
— Спасибо, Лен. Надеюсь, ты прав. Это так много значит для всех нас. Не хочу подводить ребят.
— Ты и не подведешь.
Они подняли головы, услышав в громкоговорителе голос Гэри.
— Алекс, насчет этой следующей песни. Я еще раз просмотрел текст, который ты написала. Когда будешь петь «никогда больше, никогда больше не буду одинока», хочу, чтобы в твоем голосе слышались слезы. Можешь мне сделать слезы?
Алекс взглянула на Лена, и они обменялись быстрой улыбкой. Лен хорошо помнил, как подействовали на нее эти слова в тот самый первый раз, когда она исполняла песню. Ей пришлось даже остановиться и взять себя в руки, и только потом она смогла продолжить.
— Думаю, что смогу, Гэри.
— Молодец. Если ты готова, начнем.
Алекс отдала Лену пустую чашку. Он крепко сжал ее руку и направился к двери.
Алекс заняла свое место перед микрофоном и ждала, пока в наушниках не зазвучала музыка. Тогда она начала петь. Как обычно, она забыла обо всем, кроме трогательных слов, вырвавшихся из самых потаенных глубин ее сердца.
Два часа спустя, когда горизонт Нэшвила зажегся пурпуром еще одного чудесного рассвета, она все еще пела, и в ее голосе не было ни малейшего признака усталости.
— Господи! Глазам своим не верю. У нее такое выразительное лицо. Посмотри на этот кадр. И на этот. Камера ее любит.
Говард Сил критически рассматривал изображения на экране. Это был невысокий живой человек сорока восьми лет, который никогда не расставался со своей фирменной бейсбольной кепкой. Сняв два удачных художественных фильма, он согласился поставить музыкальный видеоклип в виде одолжения Бадди Холбруку. Этот клип получил престижную премию «Американ мьюзик» и за одну ночь изменил направление его работы. Теперь он пользовался таким спросом в качестве режиссера видео, что вынужден был отказываться от большего числа предложений.