— Допустим, мы оправимся, — произнес он глухо. — Только зачем? Чтобы они пришли и снова все разрушили?
Марионетта еле сдерживалась. Как может ее отец так легко сдаться, вести себя настолько трусливо? Марио, увидев выражение ее лица, быстренько скрылся в кухне со словами:
— Пойду-ка лучше отключу электричество.
Действия Марио, казалось, пробудили деда от потрясения. Он со скрипом отодвинул стул и неуверенно поднялся на ноги.
— Пойду поищу свечи, — проговорил он и прошаркал за Марио.
Марионетта осталась наедине с отцом. После недолгого молчания она заговорила.
— Мы не сдадимся, — сказала девушка. — Мне безразлично, что ты считаешь, папа. Мы не сдадимся.
Он зло смотрел на нее, стоя у стойки. Иногда она так походила на свою мать: та же энергия, та же страсть. Только ужасный шрам через щеку напоминал ему, что перед ним не Франческа, вернувшаяся к живым, чтобы упрекнуть его за слабость.
— Я не могу себе позволить еще одну стеклянную витрину, — жаловался он. — И стойку чинить дорого…
— Значит, некоторое время будем держать пирожные на тарелках, — решительно заявила Марионетта. — А стойку сможет починить Тони. Может быть, не слишком хорошо, но сойдет.
— Зачем? — уныло спросил отец. — Какой смысл, Нетта?
Она со злостью стукнула кулачком по стойке, отчего осколки на полу звякнули.
— Смысл в том, — жестко ответила она, — что кафе — это мы, это все, что у нас есть. Это семья Перетти, папа. Если у нас не будет кафе, у нас не будет ничего.
Он смотрел на нее, и на сердце у него становилось легче. Разумеется, Марионетта будет сражаться за кафе, как тигрица. Что у нее еще есть в этом мире? Ни мужа, ни детей — ничего, что должно быть у женщины. Из-за подонка с бритвой в двадцать лет ее жизнь беспощадно изменилась. Чего же удивляться, если она злится при одной мысли, что потеряет свое единственное утешение, единственное место, куда она может приходить и забыться в непосильном труде.
— Ладно, — согласился отец, не сдержав вздоха. — Мы все починим и посмотрим, что будет дальше.
В комнату вернулся дед с парой зажженных свечей, вставленных в бутылки.
— Вот. — Он протянул одну внучке, а другую отнес за столик, где сидел Томмазо. — Порядок, Марио! — крикнул он громко.
Послышался приглушенный ответ, потом громкий щелчок, и свет в кафе погас.
Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полутьме. Бледное лицо Марионетты освещалось лишь свечой. Девушка осторожно прошла к столику у двери, за которым сидели отец и дед.
— Где Марио? — спросила она деда. — Такое впечатление, что он залез в буфет.