Во время прогулки, обязательной в любую погоду, миссис Браун в основном молчала или просила Кэтрин почитать стихи. Однако дождевики, в которые были одеты обе женщины, мешали своим шелестом восприятию речи, а тем более стихов. И они замолчали, предавшись своим мыслям и любованию старым парком.
Первая мысль, посетившая Кэти и сейчас, и утром после пробуждения, была мысль о Гарри. Как она ни гнала ее от себя, воспоминания о вчерашнем поцелуе не покидали ее. Она чувствовала, что этот поцелуй не был только знаком благодарности. В него были вложены и восхищение, и нежность, и… страсть. Душа Кэтрин пела. Этому ликованию не могла помешать даже сумрачная погода. Правда, девушку смущало присутствие в доме Мэри-Энн, но сам факт, что она нравится Гарри, а его мать в восторге от нее, чего не скажешь относительно Барби, поднимал Кэти на новый уровень в этом доме.
Конечно, он провел с ней ночь, подумала Кэти с некоторой досадой. Но ведь, скорее всего, он давно с ней встречается, убеждала она себя. Хотя что-то не похоже, чтобы между ними была большая любовь…
В этот момент разум и логика взяли верх над эмоциями, и ее радость потускнела.
Ты не забыла, кто ты? — хихикнул внутренний голос. — Сиделка, прислуга… А отношение господ к прислуге всегда однозначно. Да, случаются романы между господскими сыновьями и хорошенькими горничными, но кончаются они всегда печально. Для глупеньких горничных…
— Поедем домой. — Голос миссис Браун прервал все более мрачневшие мысли Кэти.
Усевшись в гостиной перед камином, который предусмотрительно затопил кто-то из слуг, миссис Браун попросила:
— Почитай мне что-нибудь из пьес Шекспира. Ну, например, «Короля Лира». Когда-то я играла Корделию.
Миссис Браун улыбнулась, предавшись приятным воспоминаниям.
Кэтрин умела хорошо читать и делала это с удовольствием. Миссис Браун не прерывала ее: чувствовалось, что ей нравится чтение девушки. Но постепенно, по мере нарастания трагизма пьесы, волнение хозяйки тоже стало увеличиваться. Она прижала руки к груди, подалась вперед. Элен прекратила чтение и хотела переключить внимание миссис Браун на что-нибудь более легкое. Но хозяйка попросила читать дальше. Кэти повиновалась. Девушка дошла до того места, когда Лир рассказывал дочери Регане о том, как его выгнала из дома ее сестра Гонерилья.
«Она как коршун мне вонзила в грудь жестокости своей дочерней когти»…
При этих словах миссис Браун закрыла лицо руками, и раздались глухие звуки подавляемого рыдания. Кэти бросилась за успокоительным, но когда вернулась обратно, пожилая дама, как ни в чем не бывало, восседала в своем кресле, и на ее лице не было ни малейших следов слез или волнения. Тем не менее она все же выпила мензурочку лекарства, протянутую Кэти.