Ну еще бы: Ру моложе Дебби на четыре года, а Фреда и Джо — на три.
— Она как будто была настроена не на ту волну.
— Судя по всему, да. — Фред берет с пластмассового кофейного столика, отделанного под дуб, свежий номер «Гардиан».
— Слушай, только не вешай нос, — поучает его Джо.
— Легко сказать. — Не различая ни строчки, Фред шелестит газетными страницами.
— Ты ошибся, только и всего, — говорит Дебби. — Ошибиться всякий может, даже ты.
— Правильно, — соглашается Джо.
— До сих пор жалею, что у вас с Кариссой ничего не вышло, — бормочет его жена. — Она мне всегда так нравилась. И что ни говори, она очень талантливая.
— Умница, — добавляет Джо.
— Гм, — отзывается Фред, про себя отметив, что о Кариссе говорят в настоящем времени, а о Ру — в прошедшем; не только подразумевают, что она посредственность, но и делают вид, будто ее больше нет.
— Карисса не такая, как все, — продолжает Дебби.
«Как бы не так, — безмолвно возражает Фред. — Серая мышка-преподавательница, робкая, забитая; умна, спору нет, — но из кожи вон лезет, чтобы казаться еще умнее».
— Давайте не будем об этом, ладно? — резко произносит он вслух.
— Боже мой… Прости нас…
— Что ты, мы не хотели…
Почти десять минут Фред уверяет друзей, что вовсе не обиделся, что все понимает, что ужин был отменный и хорошо бы поскорей увидеться снова.
Фред шагает по Фласк-уок к станции метро сквозь ночной холод и туман, а на душе у него обида и злость. Когда попадаешь в беду, то слышать от друзей, что они с самого начала это предвидели и только из вежливости молчали, — слабое утешение.
Фред, правда, не винит Вогелеров за их отношение к его жене, ведь когда Фред впервые встретил Ру, ему тоже казалось, что она настроена не на ту волну; на деле же волны, которые она излучала, заставляли его жужжать как стереоусилитель. Вся она будто светилась изнутри — и ее пышная грудь под оранжевой футболкой с надписью «Солнечная энергия», и широко раскрытые влажные глаза, и загорелые румяные щеки, и длинная темно-рыжая коса, из которой во все стороны выбивались жесткие прядки.
Фред второй месяц преподавал в Коринфе, когда познакомился с ней на банкете в честь приезжего лектора. Ру пригласили сделать фотографии для местной газеты, а Фред пришел потому, что искренне восхищался взглядами гостя. Ру их, кстати, решительно не разделяла и честно призналась в этом. Сначала Фред и Ру друг другу совсем не понравились, если не сказать больше. Но настоящего противостояния не вышло — оказалось, что у них общее хобби. Ру с утра ездила верхом и даже не удосужилась переодеться, и когда Фред узнал, что ее брюки для верховой езды и высокие вощеные ботинки — не напоказ, а для дела, вся его неприязнь мигом улетучилась. Когда Ру с невозмутимым видом (позже выяснилось, что ее спокойствие — только маска, за которой скрывалась порывистость) пригласила Фреда покататься в выходные верхом, он с радостью согласился. Ру, как она призналась потом, чуть дольше сомневалась на его счет. «Я совсем голову потеряла, мне так хотелось, чтобы у нас с тобой что-нибудь вышло, но внутренний голос мне твердил: „Эй, детка, постой, он же сухарь-профессор, а в душе наверняка женоненавистник и свинья. От таких, как он, одни несчастья“».