Но слишком близко к сердцу я принял его рассказ. И хотел разобраться до конца — насколько это вообще возможно.
— Хороший вопрос, — сказал Джоччи Шаванахола. — Поймали вы меня, сэр Макс.
И рассмеялся.
Вроде бы, ничего особенного. Ну, смеется человек, с кем не бывает. Однако больше никогда — ни прежде, ни после — мне не доводилось слышать смех, подобный свету, яркий, холодный и ясный, озаряющий все, что случайно оказалось рядом, но совсем не веселый. Впрочем, и не печальный. Скорее уж, самим своим звучанием отрицающий возможность обоих состояний. Смех ради смеха. Чистый. Никакой.
Слышать его было таким счастьем, что все вопросы вылетели у меня из головы. То есть, я не то чтобы забыл, о чем спрашивал, просто перестал ждать ответа. Какая теперь разница.
Но Веселый Магистр все-таки ответил.
— Когда-то я был Хебульрихом Укумбийским. А потом перестал им быть, чтобы ускользнуть от пред назначенной Хебульриху смерти. А какое-то время спустя, мне пришлось перестать быть человеком, сменившим Хебульриха, потому что и его поджидала смерть. И следующего тоже, поэтому я снова ускользнул, став кем-то другим. И проделывал это так часто, что постепенно забыл, кто я. С очень древними колдунами, вроде меня, подобные недоразумения то и дело случаются.
Такого признания я, конечно, не ожидал. И, по идее, должен был взорваться под напором противоречивых эмоций: восхищение, недоверие, зависть, досада, ликование и снова недоверие, и снова, и снова, и снова. Потому что поди поверь, когда тебе такое рассказывают.
Но я, наоборот, вдруг совершенно успокоился. Словно бы все встало на места, круг замкнулся, головоломка сложилась, а мы с Магистром Шаванахолой наконец перестали морочить друг другу голову и начали говорить начистоту.
Я только и спросил:
— Но вы вспомнили?
— Совершенно верно, — кивнул он. — Вспомнил, когда все-таки умер. С одной стороны, глупо я тогда попался, до сих пор досадно. А с другой, это явно пошло мне на пользу. Стоило так нелепо умереть, чтобы вспомнить, кем успел перебывать, а заодно узнать, что смерти, от которой я бегал чуть ли не со дня рождения этого Мира, нет вовсе. Что действительно есть, так это разные способы бытия. И переход от одного к другому почему-то традиционно считается концом всего — как же я смеялся, когда это понял. Как я смеялся, знали бы вы.
— Мне рассказывали, что вы даже воскресли от смеха.
— Так и было. Считается, что это из ряда вон выходящее событие; но лично я ничего удивительного в нем не нахожу. Люди часто просыпаются, рассмеявшись во сне. А смерть похожа на сон гораздо больше, чем принято думать.