— Ни у кого из великого рода Даа-нойнов, потомков Субэдэ, правой руки Потрясателя Вселенной, не было еще подобного войска — столь малого, и столь отважного. Я никогда не забуду вас, друзья!
Переждав крики, вновь рукой махнула, улыбнулась сквозь слезы.
— Хотела спеть для вас «Улеймжин чанар», но моему голосу, и моей душе это сейчас не по силам. Недавно, в час бессонницы, я вспоминала наши песни, которые слышала еще ребенком. Одну попыталась перевести на русский. Пусть песня скажет то, что не смогла я сама…
Вздохнула, расправила плечи.
— Над горами Куньлунь золотая восходит луна,
И плывет в облаках беспредельных, как море, она.
Резкий ветер, пронесшийся сотни и тысячи ли,
Дует здесь, средь пустыни, от родины нашей вдали.
Но мы помним о дружбе, и яшмы прочнее наш строй,
Будет выполнен долг, и солдаты вернутся домой!..
[44]Когда откричали и отхлопали, Чайка вновь поклонилась, собираясь уйти, но кто-то из бородачей, встав, обратился к Кречетову:
— Непорядок, Кузьмич! Ты не молчи, ты слово скажи. От всех нас!
Красный командир откашлялся, гимнастерку одернул. Подумал немного, вперед шагнул…
— Пу-гу! Пу-гу…
Черная тень метнулась над костром. Покружила, место выбирая, и рухнула вниз, прямо к ногам Ивана Кузьмича. Негромко ахнула Чайка, кто-то из бородачей резко вскинул карабин.
— Гришка…Гришка!.. — прошелестело вокруг.
Ярко вспыхнули желтые глаза. Филин покрутил головой, резко щелкнул клювом, ударил когтистыми лапами в песок.
— Пу-гу!
Крылья рассекли воздух. Черная тень исчезла в густых весенних сумерках.
— Слово сказать, значит? — как ни в чем не бывало, проговорил Иван Кузьмич. — Ну, слушайте, если так. Вам, товарищ Баатургы, от всех нас — сердечное спасибо. Уверены будьте — и долг выполним, и домой вернемся, потому как иначе случиться никак не может.
Поглядел на хмурых бородачей, заставил себя улыбнуться.
— И вам, стало быть, мое слово будет, товарищи бойцы. Во-первых, караулы удвоить, а в карауле не спать и махру не курить. А во-вторых — труса не праздновать, потому как перед девицами стыдно!
Первые выстрелы ударили за две минуты до полудня. Товарищ Мехлис, щелкнув крышкой серебряных часов, невозмутимо констатировал:
— Не успели слегка!
Кречетов, не отрывая взгляда от карты, согласно кивнул:
— Потому и засуетились, вражины, что Кашгар, считай, под боком. Лев Захарович, ведите отряд на холм, где стены, и оборону занимайте. А я пока прикрою, у подножия стану.
Комиссар хотел было возразить, но, передумав, молча вскинул ладонь к фуражке.
— Отря-я-ад!..
Кашгар, заветный город, был и в самом деле неподалеку, в трех десятках верст. Иван Кузьмич в глубине души надеялся встретить здесь красные разъезды. Не эскадрон, так хоть два десятка верховых при пулемете, вместе бы точно отбились.