— Кузьмич!
Из-за ближайшего камня взметнулась рука, ткнула куда-то вперед. Красный командир схватил бинокль и удовлетворенно хмыкнул. Флаг отсутствует, зато платок в наличии. А вот халата нет. Тот, кто привязал платок к штыку трехлинейки, был в знакомой красноармейской форме — высокий, плечистый, в «богатырке» с синей звездой.
Кречетов неторопливо встал, оглянулся. На холме никого не видать, все уже за стенами. Еще бы чуток потянуть…
— Недолго говори, Кузьмич! — подсказали откуда-то сбоку. — Попроси время, чтобы подумать — и назад дуй, а мы прикроем.
Красный командир нетерпеливо кивнул (не учи ученого!) и шагнул вперед, сквозь сухую редкую траву.
* * *
— Почти как тогда, в Монголии, — усмехнулся комполка Всеслав Волков, — Степь, враги да мы с тобой. Здравия желаю, товарищ командующий Обороной!
Кречетов, не отвечая, потянулся к расстегнутой кобуре. Волков снял с плеча винтовку, подумал немного, на землю положил.
— Не трать патроны, Иван Кузьмич. Лишние пять минут проживешь.
— Пять минут? — не думая, переспросил Кречетов, пытаясь нащупать рукоять «нагана». Пальцы не слушались, скользили. Комполка взглянул сочувственно.
— Уважаю упорных. Обычно холопы сдаются сразу, страх у них в костях сидит. Но не буду тебя обижать, сейчас, как известно, кто был никем, то имеет шанс стать всем, даже князем Сайхота. Тебе просто не повезло, товарищ Кречетов.
Иван Кузьмич, опустив предательницу-руку, принялся считать секунды. Пусть чешет языком, гад краснолицый, время — оно иногда патронов ценнее.
Бесцветные глаза взглянули в упор.
— Пять минут. То есть, уже меньше, четыре с копейками. Решил на холме оборону занять, чтобы мы твоих героев по одному из-за камней выковыривали? Верно придумал, только я — не Блюмкин. У меня приказ, четкий и ясный: ни один из вас не должен уйти. И не уйдет. Объяснить почему? Вы слишком много увидели в Пачанге. И слишком со многими сумели поговорить. Лишние свидетели!..
— Сволочь! — выдохнул Кречетов. — Предатель! Нелюдь!..
Красное лицо дернулось.
— Да, нелюдь. Противно? А двадцать каторги — под землей, в цепях, прикованный к тачке? А дыба, а раскаленное железо? А смерть всех, кто дорог, кто мне верил и меня любил? А то, что я даже не имею права вспомнить собственное имя? Кого я могу предать? Собственных врагов?
Оскалился, поглядел недобро.
— Тебе и твоим людишкам очень повезло, что я тороплюсь. Вы просто превратитесь в прах без всяких предварительных процедур. Все, Кречетов, твое время вышло!
Командующий Обороной вновь попытался выхватить револьвер, но рука не слушалась. Красное лицо Волкова, потемнело, пошло черными пятнами… Иван Кузьмич поднял глаза к небу, поймал взглядом синеву, шевельнул губами: