— …Ее муж, Георгий Радкович, товарища Зиновьева и застрелил. Пробрался в Смольный с поддельным партбилетом, подождал, пока Григорий Евсеевич по лестнице спускаться будет. Он на парад спешил, охрана отстала на минуту…
«Прошу любить и жаловать! Георгий Николаевич, мой супруг». «Гоша. Очень приятно, сударыня…»
— Значит, амба, — шевельнула губами Зотова. — И на том свете не оправдаюсь, а главное, спрашивать не станут…
Врезала кулаком по штукатурке — раз, другой, третий…
— Так мне и надо! Не захотела с ребятами помирать, выжила, дура, в начальство выперлась. Вот и получила по полной. Заслужила!
Маруся рядом встала, на дверь посмотрела, зашептала, под ноги глядя.
— Нет, Олька, не заслужила. Добрая ты, честная, и людям веришь. Мне верила… Я тебя, подруга, с первого дня возненавидела — и сейчас ненавижу. Сперва ревновала, думала, парня моего себе забираешь. Потом поняла, что не в нем дело, а в тебе самой. Все у тебя, Олька, есть, чего у меня нет — и не будет никогда. Сколько раз убить тебя хотела, в спину целилась. А теперь стрельнут тебя, а и дальше завидовать буду, ночами не спать. Будь ты проклята, подруга! Плохо мне дышится, пока ты жива ты, а помрешь — и так вовсе задохнусь… Извини, что о таком говорю, но если бы смолчала, сама бы подохла. Вот такая у нас с тобой дружба случилась, товарищ Зотова.
Ольга дослушала, не возразив. Обняла Мурку за плечи, щекой к щеке прижалась.
— Прости!
Климова вырвалась, к двери отбежала. Вздохнула глубоко, ладонью по мокрым глазам провела:
— Не прощу. И ты меня, подруга, не прощай. А напоследок вот что скажу. Был у тебя друг — Вырыпаев Виктор. Убили его, Ким Петрович приказал. Хоронить не стали, бросили в яму и камнями привалили. Я договорилась — похоронят твоего Виктора. Сама прослежу, чтобы по-людски все было.
Ольга закрыла глаза, горькую слюну сглотнула.
— Спасибо…
Мурка подошла ближе, к руке прикоснулась:
— Пистолет оставить?
— С одним патроном? — бывший замкомэск хрипло рассмеялась. — Так вот зачем ты, подруга, приходила! Нет, не стану стреляться, пусть сами убивают. Так своему Киму и передай!
Климова шевельнула губами, но слов так не нашла. Вышла — и дверь закрыла.
* * *
Была ночь, был древний город, много веков назад брошенный и забытый. Сухая трава по колено, пустые провалы окон, рухнувшие колонны, полустертые надписи на треснувшем мраморе. Зотова шла по пустой улице, а в самом зените белым огнем горела равнодушная Луна — Солнце мертвых. Не повернуть, и в сторону не отойти. Вперед, вперед, вперед… Луна не торопила, она уже все видела и ничему не удивлялась. Ольга слушала негромкий шорох травы, вдыхала недвижный тяжелый воздух. Идти было легко, улица становилась все шире, ледяной свет Луны заливал тихие руины, вдали уже слышался тихий плеск невидимой реки.