Меня окликнули.
Он сидел на заборе — воин в расхристанной гимнастерке — и вдумчиво покусывал березовый прутик.
– Друг, сыгарэт есть?
Он азиат: блиноподобное лицо, узкие глаза — с такими темными лицами хорошо жить в степях Калмыкии. Должно быть, за забором томится стройбат.
– А командыр не заругат? Курыть солдату вредно!
Он обнажил белоснежные зубы — соскочи на эти зубы солнечный зайчик, я бы, наверное, ослеп — всем бы нам вот такую отполированную здоровым образом жизни челюсть.
– Н-э-э-э-э… Я этот командыр… — он развил мысль замысловатым выражением, сообщавшим, где он командира видал и как он командира имел. Я протянул ему сигарету, он тут же закурил, алчно затягиваясь.
– У вас тут что? — Я кивнул на забор. — Степная калмыцкая сотня на постое? Кони наши быстры, шашки наши востры?
Солдатик захохотал.
Я пошел дальше, но что-то меня тянуло вернуться.
Солдатик был темнолиц — вот-вот! — именно темнолиц.
"Уберите черную рожу!"
У него была именно такая рожа.
Солдатик сидел на месте; он успел искурить сигарету дотла и теперь пробовал затянуться фильтром.
– Еще есть?
Я сказал: есть — но пусть он спрыгнет ко мне. Если спрыгнет, получит пачку.
Воин зыркнул через плечо. Не обнаружив в расположении части ничего тревожного, он легко соскочил с забора и молча протянул руку. Я отдал ему полупустую пачку и вытащил из кармана свежую, нераспечатанную. Левой рукой он взял первую, правую протянул за второй.
Я спрятал сигареты в карман.
– Пара слов — и они твои.
Солдатик картинно развел руками: дескать, вах! какая разговор!
– Тут была баба.
Он мелко-мелко, на восточный манер закивал:
– Был женчин, был…
– Одна?
– Зачем одна? Нэ-э-э…
– С ней был мужик?
Он и бровью не повел. За что люблю восточных ребят, так это за то, что их ничем не удивишь.
"Был мужик, хороший мужик, сигарет давал, водку давал, женщин давал, только больной он — кашлял сильно…".
– Как это — женщин давал?
– А так давал, пришел сюда, говорит: эй, парень, женчин хочешь? Солдат всегда женчин хочет. Хорошо, говорит. Собери своих чурок человек десять. Только чурок, понял? Русских не бери, только ваших, понял? Вечером придешь к кладбищу. Знаешь сторожку там? Заброшенную?
– Ничего себе, самоходы… По десять-то человек?
– Э-э-э, — скривил солдатик рот, — тут теперь…
Да уж, теперь легче дышится, смыться не такая проблема, как прежде, — тем более в стройбате.
– Я за ним ходил, да… Следил. Слышал, он в сторожке с женчин той разговаривал. Он говорил: тебя уп… уп-па…
– Употребят?
– О! Употребят шестьдесят человек. Ровно так. Вспомнишь Машу.
– Какую Машу?
Солдатик пожал плечами: откуда ему знать.