— Не разглядывайте так развалины — древние германцы [18] их, и потому они могут дурно подействовать на вас, — раздался сзади нее шутливый голос Синей бороды.
Если бы под ней вдруг разверзлась земли, она не взволновалась бы так, как от неожиданного появления этого человека; но несмотря на сильный испуг, охвативший ее, она в первую минуту осталась неподвижной.
— Я согласен, — продолжал он, облокачиваясь рукой на спинку скамьи, — что и камни могут говорить, но разве это мешает выслушать и умоляющего о том человека?
И в самом деле, как убедительно мог он просить! Лили еще не смотрела на него, и все-таки не сомневалась, что в то время, когда он пытался шутить, взгляд его, полный гнева и вместе с тем нежности, покоился на ней. Теперь все дело было в том, чтобы навсегда избавиться от этих непонятных чар. Предостережение тетки и ее собственные смелые предположения стояли перед ней, как начертанные исполинскими буквами; она встала и хотела, ничего не отвечая, с легким поклоном пройти мимо него, но невольно взглянула на него мельком. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы удержать девушку, но во всей его осанке было столько величия и гордости, что она невольно замедлила шаги и опустила глаза под его испытующим взглядом.
— Решаясь вторично заговорить с вами, я рассчитывал на вашу доброту, — сказал он. — Я не отважился бы на это, если бы не знал вас... Но я знаю, что вы с улыбкой отвечаете на ребяческие вопросы старика, который приходит каждую неделю за милостыней к надворной советнице Фальк, с неистощимым терпением выслушиваете его жалобы и стараетесь утешить его; я знаю, что вы охотно слушаете разговоры старых приятельниц вашей тетушки и любезно отвечаете им, когда они заговаривают с вами, я знаю также, что вы любите добродушно подшутить над окружающими вас и смеетесь так мило и сердечно, как может смеяться ребенок, не имеющий понятия о том, что такое ненависть и вражда! Я знаю... но к чему все эти доказательства? Довольно того, что вы стараетесь скрывать это... Но я мечтатель и притом имею слишком высокое мнение о себе, а потому и приписываю все это недружелюбие фамильной ненависти. Я видел, что вы пошли на гору, и последовал за вами, чтобы напомнить вам, что вы должны ответить еще на один вопрос, который я заменяю просьбой быть посредницей между мной и надворной советницей Фальк и помирить нас.
Он говорил серьезно и выразительно, и ей казалось, что ее в первый раз в жизни серьезно, но справедливо выбрали... Но кто был он, осмелившийся потребовать от нее отчета в ее неведении? Его доказательства испугали и рассердили ее в одно и то же время: каким образом узнал он все это? Неужели он вводил справки о ней? И теперь, опираясь на свое шпионство, осмеливается рассчитывать на ее доброту! Предостережение тети Вари снова шевельнулось, в ее душе, а вместе с этим промелькнул и образ таинственной незнакомки. Ока откинула назад голову с выражением упрямства и противоречия, избегая в то же время смотреть в лицо «непрошенного наставника», а потому и не видела радостной улыбки, появившейся на его лице. Чтобы доказать ему, что она не придает никакого значения его «великодушному» поручению, она возразила ему небрежно и с легкой иронией: